Вступит. статья, перевод и комментарии
ст. науч. сотр. А. Н. Фарафоновой
Георг фон Крузенштерн (1899-1989) был выходцем из так называемых балтийских немцев. Всю жизнь он занимался изучением их истории и генеалогии, собрал огромный архив фотодокументов, в настоящее время хранящийся в Марбурге. Он включает фотопортреты представителей балтийско-немецкого дворянства, а также виды имений и усадеб, по большей части не сохранившихся. Материалы, собранные Крузенштерном, легли в основу «Биографического лексикона балтийских немцев (1710-1970)».
По данным, приводимым М. Салупере[1], в июле 1941 года Георг фон Крузенштерн и Гельмут Шпеер подали предложение о проведении исследовательской экспедиции на оккупированной территории для изучения материалов, посвященных балтийским немцам, ранее по разным причинам недоступным исследователям. Оба они впоследствии вошли в состав группы «Эстланд» (Эстония). Она являлась одним из отделений Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга[2] в составе группы «Остланд», помимо нее туда же входили рабочие группы «Латвия», «Литва», «Петербург» и «Ингерманландия» [3]. Формальным руководителем был Утикаль, однако оперативное управление было в ведении его заместителя Грисдорфа, который также упоминается в отчете Крузенштерна.
Шпеер и Крузенштерн в поисках архивных документов совершили несколько поездок по территории современных Ленинградской и Новгородской областей, а также осматривали остров Эзель (Сааремаа).
Крузенштерн особенно важными считал две поездки — в Тарту[4] и на территорию Ингерманландии, во время которых перед его группой стояла задача выяснить, в каком состоянии находятся архивы церквей и ЗАГСов и что оттуда может быть вывезено в Германию[5].
Сам автор во вступлении к своему отчету отмечает, что он и доктор Шпеер выступали в качестве представителей Имперского управления по расовым вопросам[6]. Ускорило их решение отправиться в эту поездку то, что 18 ноября 1941 года в Гатчину из Риги приехал руководитель рабочей группы «Ингерманландия» доктор Вундер со своими коллегами[7]. Крузенштерн и Шпеер хотели встретиться с ними, чтобы скоординировать свою работу. Их сопровождали также искусствовед доктор Эссер, заменивший графа Сольмса, серьезно пострадавшего в автокатастрофе, и Пойкер, водитель и автомеханик.
21 ноября группа выехала из Ревеля, по дороге посетила Нарву, Ямбург (Кингисепп), ряд деревень, где обязательно отмечали наличие лютеранских церквей и немецких захоронений, 22 ноября въехали в Гатчину. Однако в тот же день они отправились по Киевскому шоссе в Сиверскую для встречи с доктором фон Хеном и осмотрели Гатчинский дворец по возвращении — 23 ноября. В последующие дни они посетили Красное Село, немецкую колонию в Стрельне, Царское Село, Павловск, а 29 ноября вернулись в Нарву.
Оригиналы документов для перевода были взяты с сайта Центрального государственного архива высших органов власти Украины, где в рамках специального проекта выкладываются в оцифрованном виде архивы штаба Розенберга.
Суббота, 23 ноября 1941.
[…] Мы проезжаем деревни Пудость, Рейзино[9] [?] и Сокколово, все три, по большей части, сожженные. Мы пересекаем железную дорогу, на станции которой была табличка «Мариенбург», и вступаем в предместья Гатчины — Красногвардейска.
Слева тянется роскошная каменная стена, несомненно, еще царского времени, за которой простирается то ли парк, то ли заказник[10]. Справа стоят большие деревянные дома, богато украшенные русской резьбой, однако бросается в глаза, что все здания уже десятилетия никто даже не пытался покрасить, поэтому та часть города, где мы успели побывать, производит запущенное и неряшливое впечатление.
Многие дома имеют следы более или менее тяжелых повреждений от обстрелов, некоторые деревянные здания полностью разрушены. Мы приникаем к окнам нашего автомобиля, который едет все медленнее, и пытаемся приметить каждую мелочь. На улицах, которые имеют вид аллей, обсаженных березами, и придают городу особый колорит, господствует оживленное движение автотранспорта, на площадях, во дворах и на боковых улочках припаркованы колонны грузовых автомобилей, можно увидеть много военных, Службу труда[11] и Организацию Тодта[12], работающие команды пленных русских. Гатчина производит впечатление огромного военного лагеря.
Гражданское население выглядит жалким, оборванным и находится под впечатлением от происходящего. Старые женщины и дети, очень редко мужчины, несут какие-то грузы, тянут маленькие санки с дровами или пестрыми узлами. Многие из них беженцы, которые бесприютно идут со своим скудным скарбом. Но можно увидеть и детей, которые выглядят как во все времена и во время всех войн, они стоят повсюду и с любопытством глазеют, высматривая, что и где еще можно увидеть.
Беженцы около моста с кордегардиями в Гатчине. 1941-1943. Из коллекции Д. Жукова.
Мы проходим мимо казарм, теперь конюшен, великолепного здания восемнадцатого столетия[13]; центральное строение сгорело. Перед нами находится замок, перед которым установлена статуя царя Павла I, своим видом он сильно напоминает Фридриха Великого, которого необычайно почитал. Колоссальное, протяженное, архитектурно мало привлекательное здание дворца из-за своего серо-коричневого цвета производит мрачное и тягостное впечатление. Так как мы хотим еще не раз попасть туда в последующие дни, мы едем дальше, не останавливаясь. Гигантский обелиск «советы» очень аккуратно обшили досками и закрыли лесами[14]. Грандиозные [?] казармы или административные здания в парсены [расстреляны].
Разрушенное здание Кирасирских казарм. 1953.
Гатчинский дворец во время оккупации. Из коллекции Д. Жукова.
Обелиск Коннетабль. Из коллекции Д. Жукова.
Часть города близ улицы, ведущей в сторону Луги, очень пострадала из-за сильных боев и продолжительного обстрела. Мы дважды пересекаем разветвленные железнодорожные пути, оставляем позади аэродром[15] и вскоре уже находимся на большой окружной дороге на Плескау[16]. На ней нет снега, и мы можем ехать быстро. Трасса на Сиверскую довольно однообразна. Вдоль прямой широкой дороги, которая ведет через бесконечные равнины, расположены протяженные деревни, мало пострадавшие от войны. Мы проходим еще одну или две линии укреплений с заграждениями против танков и с вкопанными в землю броневиками с подвижными защитными башнями.
Из коллекции Д. Жукова.
В Никольском, которое остается слева, дымят фабричные трубы и в великолепном парке можно увидеть внушительный дворец[17]. Мы попадаем в бесконечные колонны, обгоняем всех на нашем маленьком «цветном» легковом автомобиле, который здесь, среди машин защитного цвета, особенно с четырьмя гражданскими пассажирами, очень бросается в глаза. Как мы, смеясь, замечаем, будто нас финансирует какая-нибудь K.D.F[18]!
В деревне Выра[19] [?] есть поворот налево на Тосно. Мы покидаем окружную дорогу, пересекаем равнину, проходим деревню Межно, аэродром[20] и оставляем позади большие многоэтажные казармы, которые замаскированы — сверху донизу окрашены в безумные футуристические цвета. Теперь мы в большом населенном пункте Сиверская, который расположен на обоих высоких берегах живописного ручья; посреди прекрасного высокого леса проложено много улиц достаточно большой протяженности.
Сиверская. Февраль 1942 года. Из коллекции Д. Жукова.
Здесь находится много армейских подразделений и штабы. Интересны и неповторимы в своем роде перекрестки и развилки: каждое подразделение, каждый отряд, каждая часть поместила на деревья или специально для этого установленные столбы табличку, доску или плакат, на которых помещены опознавательные знаки, литеры, цифры, картинки или гербы и эмблемы, снабженные стрелками. Таким образом, на каждый корпус, каждую дивизию, вплоть до самой крохотной канцелярии, гаража, лагерей танков или продовольственного снабжения, пунктов сбора заключенных, трофеев, оружия, солдат, отставших от своих частей, раненых есть свой указатель, который многократно повторяется, чтобы было понятно, не проехали ли вы нужный вам пункт. В последний раз искомый знак помещается на соответствующей садовой калитке или доме. И мы, как волхвы, следующие за звездой, ведомые через лес гербом барона Кюнсберга[21] (руководителя группы Кюнсберга при министерстве иностранных дел) с двумя синими углами на белом поле, до щита [таблички], обнаруженного нами в саду, в котором находится много маленьких деревянных домиков и длинный гараж из сплетенных еловых веток.
Господин фон Хен[22] приветствует нас как радушный хозяин. Талантливый военнопленный татарский парень тотчас подает нам великолепную трапезу, которую приготовил бывший повар немецкого генерального консула в Петербурге из запасов Хена и того, что мы принесли. Захваченная с собой бутылка водки увеличивает удовольствие и мы много часов уютно сидим вместе[23].
Эссер[24] перед этим нанес визит в штаб, чтобы предъявить свои рекомендации от графа Сольмса[25] и получить там письменное разрешение осмотреть все дворцы. Теперь мы склоняемся над картами и планами города и пытаемся составить программу на следующие дни, после этого господин фон Хен дал нам некий ценный знак [возможно, имеется в виду опознавательный знак или пропуск — А.Ф.] и уведомил о возможностях и реальных условиях фронтовой зоны и о состоянии замков.
Прежде всего, мы, естественно, хотим зайти к нашему рижскому коллеге доктору Вундеру[26] и его «ингерманландцам», которые в соответствии с уведомлением Оберрегирунгсамта Грисдорфа думали поселиться в Гатчине. Господин фон Хен был уполномочен командованием армии заниматься выяснением вопроса о наличии в этой области этнических немцев. Его работы по этой теме продвинулись уже достаточно далеко, и мы с интересом слушаем его рассказ.
Гатчина, которая до начала этой военной кампании насчитывала сорок тысяч жителей, теперь имеет едва ли десять тысяч, среди них ряд немецких лиц и семей, среди них следующие имена: Вольдмар Бергман, Николай Берн, Николай и Александр Шперль, Петер и Леонид Трайчке и другие. Большинство ремесленников или рабочих профессий указаны вплоть до инженера.
В Царском Селе к началу войны насчитывалось шестьдесят тысяч жителей, а в октябре только две с половиной. Здесь также жило много немцев. Царское Село в течение двадцати лет называлось Детским Селом и несколько лет назад было переименовано большевиками в Пушкин. Эти многочисленные названия, которые бессистемно и в беспорядке употребляются на дорожных указателях и картах, естественно вызывают постоянные недоразумения и замешательство.
Павловск к началу кампании насчитывал тридцать тысяч жителей, сегодня — семь тысяч.
Большевики в преддверии войны проводили масштабные принудительные эвакуации, помимо многочисленных депортаций. Большинство оставшихся там жителей в критические дни спрятались или скрылись в лесах.
Среди тамошних немцев бросаются в глаза имена Копфшталь, Райнберг, Юргенсон, Трометер, Гаудерер и имя старого адвоката Макса Зауэра.
Впрочем, сейчас Павловск называется Слуцком, что мне до сих пор было неизвестно, в честь какого-то большевистского преступника, бесчинствовавшего в Крыму.
В Стрельне и Петергофе есть значительные колонии немецких крестьян, которые проживали там еще во времена императрицы Екатерины. Они были усердными и хорошими землепашцами [фермерами]. Они жили замкнуто и до недавнего времени имели обыкновение жениться и выходить замуж только за немцев.
Со времени внедрения колхозов, т. е. коллективных сельских хозяйств, которые препятствовали всякой индивидуальной усердной работе, началась большая миграция в города. С началом войны с Германией начались гонения и принудительные депортации. Петергоф называется теперь Ленинском.
Немецкие колонисты были также в местечке Кипень[27] [?]. Сейчас бургомистр там также немец. В тех местах, где стоят наши военные, самый лучший опыт работы у нас был именно с такими людьми и они ценятся больше, чем тупые и ненадежные русские.
Так как завтра мы хотим начать наш день рано, мы заблаговременно отправляемся спать.
Спальня господина фон Хена выглядит как широкая лежанка из чистой соломы прямо на полу, на которой мы все удобно разместились. Железная печь была так сильно нагрета, что вечером едва можно было заснуть. Однако утром сильно похолодало, чему виной была, пожалуй, легкая конструкция нашего домика.
Воскресенье, 23 ноября 1941.
Утром мы сидим за завтраком, открывается дверь и, громко топая, входят четверо наших рижских коллег-ингерманландцев, доктор Вундер, Штёве, зондерфюрер[28] Пастор, переводчик и водитель Хейнен. Собственно, они пришли, чтобы обсудить с господином фон Хеном некоторые совместные работы и были сильно удивлены, обнаружив нас. Эта встреча — счастливый случай, товарищи также квартируют в Сиверской, а мы намеревались искать их в Гатчине. Завтрак продолжается, и мы можем обсудить друг с другом все необходимые вопросы. Для начала мы хотим вместе посетить Службу безопасности в Гатчине.
Сегодняшний день в нашей программе предусмотрен для осмотра [изысканий] в Гатчине. Так как ингерманландцы уже выполнили свою работу в Гатчине, они хотят использовать воскресенье для поездки в Волосово.
Мы договариваемся встретиться утром в половине девятого перед Гатчинским дворцом, чтобы предпринять совместную экспедицию на передовую линию фронта в Петергофе и Стрельне. Около половины десятого обе машины покидают Сиверскую для поездки в Гатчину.
Мы движемся вперед медленно. Улица перегорожена бесконечными армейскими колоннами, которые прибывают с фронта. С ними есть также несколько легкораненых. К сожалению, погода хмурая, небо затянуто тяжелыми черными снежными облаками. Здесь мы находим «S.D.» [29] в большом, но на удивление запущенном и примитивном здании, в тесных комнатках. Здесь на фронте «S.D.» выглядит вообще не столько значительно, как в тылу: нас принимает самолично бригадефюрер Шталекер[30]. Все необходимые вопросы решаются в дружеской беседе ко всеобщему удовлетворению. Шпеер получает от штурмбанфюрера Рёдера[31] удостоверение, которое дает ему доступ во все архивы. Мы прощаемся с группой Вундера и отправляемся во дворец.
Когда я фотографирую дворец, ко мне спешит унтер-офицер, однако после того, как он увидел мои документы, удаляется с извинениями и дружескими словами — «здесь нужно быть внимательным, как охотничья собака» — говорит он, смеясь.
В дворцовом флигеле располагается штаб. Однако попасть в здание не так-то просто. Постовой телефонирует в службу охраны, появляется унтер-офицер, проверяет ходатайство и документы, и только тогда мы, Эссер и я, постепенно, через пункты пропуска, проходим во внутренние помещения.
Внутренний двор Арсенального каре. Зима 1942-1943 годов. Из коллекции Д. Жукова.
Очень любезный капитан для начала проверяет наши документы и звонит по телефону. Он не без гордости показывает нам свои жилую и рабочую комнаты, которые обставлены с некоторым художественным вкусом, в глаза сразу бросается красивая мебель, ковры, неплохая живопись.
Теперь мы должны посетить дворцового коменданта майора Б. [32], о некоторых особенностях которого мы уже были наслышаны. Его помещения также напоминанют музей. Это очень высокий примечательный господин с огромным крючковатым носом. Кажется, мы приходим к нему не совсем вовремя, так как у него сидит капитан. Он приветствует нас с холодной любезностью и выслушивает наше пожелание осмотреть дворец. Затем он с недовольным лицом достает из шкафа великолепный кожаный альбом, кладет его на стол, указывает на пару ценных стульев и говорит: «Во дворце ничего нет, там нечего осматривать, мои господа, он полностью опустошен и разграблен, лучше посмотрите этот альбом, на этих прекрасных фотографиях вы можете увидеть, как он выглядел в царское время, это даст вам гораздо больше». При этом он садится к капитану, злорадно ухмыляясь, и не ожидая никаких возражений.
Мы несколько расстроено и без особого интереса склоняемся над большой книгой, чтобы быстро пролистать ее и отодвинуть в сторону.
Затем мы демонстративно откладываем альбом и ждем, пока он распрощается с капитаном. После этого начинается борьба. Эссер пытается околдовать его, как говорят у нас, нескончаемым потоком любезностей, так что строгий майор даже начинает улыбаться. Однако он находит все новые отговорки. В конце концов, большая часть дворца занята под склад провианта и туда все равно никто не входит, и он даже не знает, у кого ключ.
— Поверьте мне, — наконец говорит он недовольно. — Во дворце действительно нечего смотреть, там только пустые темные комнаты… Но если вам так уж хочется, — он зовет ефрейтора, — вы можете посмотреть верхние помещения этого флигеля.
Затем майор просит нас взять с собой письмецо к графу Сольмсу, для чего мы должны еще раз встретиться после осмотра дворца.
Мы с удовольствием уходим, ведь на этом фронте мы действительно победили, ведь ефрейтор очень подробно водит нас по всему дворцу, а когда он уходит обедать, мы остаемся одни и на свой страх и риск продвигаемся вперед и во время своей исследовательской экспедиции попадаем в помещения, в которых до нас бывали совсем немногие. Когда мы приступаем к осмотру, то встречаемся со Шпеером и Пойкером, которых задержали в «S.D.».
Гатчинский дворец был построен известным итальянцем Ринальди в 1766 году по заказу Екатерины Великой в качестве подарка для ее фаворита Орлова. Позднее его получил ее сын Павел, для которого архитектор Бренна значительно перестроил, расширил дворец и окружил его военными бастионами, валом и подъемными мостами[33]. Во время короткого правления это было любимое место пребывания недоверчивого и боязливого императора Павла. Из последующих царей, пожалуй, только Александр III выбрал Гатчину для постоянного проживания. Его скромные личные покои в стиле Макарта[34], со сводчатыми потолками, с мебелью с кистями и обитой плюшем [«кутаной»?], уставленные многочисленными этажерками и фотографиями, находились в верхнем этаже[35] правого бокового флигеля, где теперь размещены штаб и наш упрямый майор.
Дворец получил многочисленные повреждения от артиллерийских снарядов, отсутствуют почти все стекла. На первом и втором этажах открытые проемы заколочены досками, из-за чего в большей части великолепных комнат так темно, что нужно использовать карманные фонари, на верхнем этаже оконные проемы открыты и в роскошных комнатах и зеркальных коридорах лежит снег. Прекрасные галереи, залы и салоны находятся в состоянии, достойном сожаления, так же как и тронные залы.
Известно, что большевики эвакуировали большую часть картин, мебели и произведений искусства в Петербург, но кое-что также было спрятано в подвалах. Однако, кто именно так разграбил помещения, мы не можем установить с полной достоверностью. Бронзовые накладки, золоченые планки и детали гипсовой отделки барочных стен отломаны и валяются кругом на полу, шелковые обои лоскутами висят на стенах, оборваны также ценные гардины и занавеси. Не исключено, что наши вояки не так уж невиновны в этом.
На стенах висят многочисленные пустые золоченые картинные рамы, в меньших комнатах золоченые рамы сложены высокими штабелями. За исключением немногочисленной сломанной мебели, никаких предметов обстановки не видно.
Зато во многих комнатах на полу повсюду лежит множество мелких бытовых предметов, книги, журналы и бумаги, в том числе фотоальбомы, отдельные картины и личные письма императрицы-матери Марии Федоровны.
Мы попадаем в большой театральный зал, который полностью погружен в темноту. С карманными фонарями мы почти ощупью продвигаемся вперед, под ногами хрустит, мы подходим к высоким кучам стекла, картинных рам, книг, фотографий, бытовых вещей, среди которых стоит сломанная ценная мебель и возвышаются полузаколоченные мраморные и гипсовые бюсты и статуи.
Среди мусора я нашел несколько английских и французских томиков в кожаных переплетах с прекрасным золотым тиснением и монограммой императрицы-матери. Далее мы находим несколько старых церковных книг православной дворцовой церкви, разумеется, мы забираем их с собой. Большой великолепный том валяется прямо в дверях, это инвентарь богатейшего оружейного собрания дворца.
Этот зал вызывает настоящее потрясение, почти все, что лежит здесь под ногами разрушенное, в ужасающем беспорядке, ценно или интересно с той или иной точки зрения. Наши карманные фонари дают лишь слабый свет, а ефрейтор настаивает, чтобы мы шли дальше. Можно было бы копаться здесь еще долгие часы, мы с полным правом предполагаем, что здесь есть еще церковные книги дворцовой церкви, которые, если судить по имеющимся, содержат много записей [регистраций] о немцах. Время требует, чтобы мы шли дальше.
Бесконечные комнаты, коридоры и переходы. Во дворце, по крайней мере, шестьсот комнат. Тут и там все еще стоят отдельные постаменты, бюсты и ценные вазы. Прекрасная дворцовая церковь разграблена и пуста. В соседнем помещении, наоборот, повсюду лежат многочисленные роскошные Библии, иконы, светильники, духовные книги, приборы, картины и более или менее целые вышивки.
Дворцовая церковь. 1944. ЦГА СПб.
Здесь находится также ряд масляных портретов ХVIII века, среди которых мы обнаруживаем известного балтийского немца Отто Вильгельма фон Бока[36], картину мы забираем с собой. Анфилада комнат в советское время использовалась какими-то органами власти, мы находим здесь большевистскую литературу и пропагандистские материалы.
После многочасового осмотра мы возвращаемся обратно к майору, передаем ему инвентарные книги для лучшей сохранности и просим закрыть или заколотить театральный зал, чтобы никто не мог туда войти, мы хотим осмотреть его еще раз основательно при лучшем освещении.
Майор сообщает нам еще кое-что, теперь гораздо приветливее и предупредительнее. Он обнаружил, что мы серьеные и заинтересованные специалисты.
Мы также показываем ему несколько захваченных с собой картин и книг, на что он говорит: «Господа мои, как по мне, так вы можете забрать с собой все, что вам здесь понравится, это далеко не те вещи, которые нужны нашим людям для повседневной жизни!»
Он объяснил также свой первоначальный отказ, который мы так настойчиво пытались оспорить, тем, что каждый день откуда-нибудь приходят все новые посторонние люди, которые под разными предлогами хотят осмотреть дворец, так что он намеревался больше никого не впускать и всем беспощадно отказывать!
Мы получаем письмо для ротмистра Сольмса и расстаемся очень дружественно.
Мы очень горды собой и решаем не покидать дворец, пока не разведаем до сих пор скрытый от нас первый этаж. Во флигелях квартируют войсковые подразделения, а несколько комнат второстепенного значения закрыты, кажется, это и есть складские помещения службы продовольственного снабжения.
Граф Сольмс неоднократно рассказал нам о том, что он смог вывезти отсюда в Империю шесть железнодорожных вагонов полных произведений искусства, среди которых было несколько сотен картин, однако, здесь оставалось еще около восьмисот портретов маслом и множество ценной мебели.
Мебель мы нашли в темных коридорах и на лестницах, но где же картины? Мы бегаем вверх и вниз по лестницам, вдоль длинных коридоров и дворов и, наконец, оказываемся в большом вестибюле у главного входа[37], где мы еще не были. Отсюда можно попасть в жилые комнаты императора Павла, которые уже давно являются музеем. Сейчас они темны, наполнены бесполезным хламом. Но через открытую дверь напротив нам удалось попасть в другие темные помещения[38].
При свете карманных фонариков мы обнаруживаем, что они буквально «нафаршированы» деревянными полками, на которых находятся бесчисленные, частью крупноформатные портреты маслом. Это цари, царицы, принцы и родственники, генералы, государственные деятели и придворные дамы. К сожалению, у нас нет ни времени, ни достаточного освещения, чтобы осмотреть это интересное собрание. Графу Сольмсу должно было тяжело даться решение о выборе картин, которые он забирал с собой. В результате, помимо художественных критериев, он выбрал тех лиц на портретах, у которых был орден Pour le merite[39] или Железный крест[40], что свидетельствовало о их несомненных связях с Империей. Конечно, сегодня нас очень интересуют также портреты балтийских немцев, однако, к сожалению, не на всех картинах есть имена.
Так как мы должны выполнить и остальные пункты нашей программы, а световой день короток, мы окончательно покидаем дворец и отправляемся на машине в город.
Прежде всего, мы находим собор[41], который сильно пострадал от обстрела. Так как главные двери заколочены, мы проникаем внутрь через подвал, из которого как раз выходит толпа людей. Это множество женщин с грудными детьми, которых, очевидно, крестили.
К нашему удивлению мы оказываемся в просторном, очень темном, освещенном только несколькими маленькими коптилками подвале-катакомбах, чьи низкие своды опираются на толстые колонны. На всех стенах иконы и здесь стоит несколько алтарей и скамеек с пюпитрами. Как рассказал нам священник, эта временная церковь была приведена в порядок только после захвата города[42]. Приток населения для участия в службах, которые были запрещены в Гатчине уже многие годы, очень велик.
Старая женщина ведет нас по винтовой лестнице в собор, который выглядит жутко: здесь приступили к реконструкции здания под двухэтажный кинотеатр, колонны и стены частично уже разрушены[43].
Священник ничего не может сообщить нам о церковных книгах в архивах, так как он не здешний[44]. […]
Пасха 1943 года в соборе св. Павла.
3. 12. 1941. Рига[46].
[…]
Гатчина.
Дворец в Гатчине (Красногвардейск) занят АК[47], комендант дворца — адъютант майор Бассеков. Здание хорошо сохранилось, однако комнаты полностью опустошены. Предметы искусства, большей частью, были вывезены большевиками. Граф Сольмс вывез 400 [500 — в тексте обе цифры наложены друг на друга — А. Ф.] картин с изображением немцев. Некоторые произведения искусства и мебель более низкого уровня использованы для обстановки офицерского казино во дворце. Кое-что было унесено солдатами и офицерами, майор Бассеков предоставил нашим сотрудникам возможность забрать все, что нельзя использовать для военных нужд. Обширные помещения дворца пусты или заполнены мусором, битым стеклом и бумагой. В одном помещении, которое не слишком хорошо охраняется, находится около восьмисот портретов, ценность которых должна быть определена компетентным лицом. В театральном зале находятся многочисленные фотографии царской семьи, бумаги и книги; здесь нами была спасена также церковная книга дворцового прихода, в которой отмечены смешанные браки немецких семей. Военным было рекомендовано обеспечить лучшую охрану обоих помещений. Продолжение работы возможно только при лучшем освещении и погодных условиях. На первом этаже еще находятся книги, порядка тридцати ящиков, в большинстве своем отдельные подшивки журналов и малоценные материалы. Ценная часть дворцовой библиотеки была вывезена группой Кюнсберга в оперативный штаб.
[…]
Вундер.
30 ноября 1941[48].
[…]
Гатчинский дворец.
Здание, если не считать нескольких следов попаданий снарядов, хорошо сохранилось. К сожалению, церковь повреждена и совершенно опустошена внутри. Из внутреннего убранства самые ценные предметы, прежде всего, картины, были вывезены большевиками. Из оставшейся обстановки почти все хоть сколько-нибудь ценное было упаковано и вывезено военным уполномоченным по художественным ценностям ротмистром графом Сольмсом. Помимо некоторых предметов мебели в военных служебных помещениях и театральном зале, здесь осталось еще множество портретов в хранилище, устроенном большевиками на первом этаже в центре здания. Граф Сольмс отобрал из этой ценной коллекции, общая численность которой порядка 1200 картин, приблизительно 400 портретов лиц, которые по внешним знакам имели отношение к Германии. Однако, среди оставленных портретов большинство также имеют значение, так что желательно сделать новый отбор, не только по искусствоведческим критериям, прежде всего, потому, что хоть это помещение хорошо оборудовано, быть уверенными в полной его сохранности нельзя. Даже новое закрытие хранилища местным уполномоченным офицером, майором Бассе-Ков, также из «АОК»[49], будет иметь сомнительное значение, учитывая тамошнее отношение к этому, явно показывающее отсутствие интереса к картинам. Примечательно в этом отношении было высказывание майора Бассе-Ков, который спокойно без расписки разрешил нам забрать все, что мы хотим, за исключением того, что составляло обстановку войсковых помещений.
Эссер.
Участники — Штёве, водитель Шпатц, гость доктор Херч.
[…] В Красногвардейске, Пушкине и Слуцке (Павловск) я осмотрел состояние дворцов. Изменения прозошли только в Красногвардейске: в переднюю часть дворца, где находилась охрана, попала бомба. Располагавшийся там корпус переселился; немногие все еще находившиеся там произведения искусства (в комнатах офицеров) также были убраны. […]
Г. Штёве.
Иорданский фасад Гатчинского дворца. 1944. Фотограф Р. Мазелев. РГАКФД г. Красногорска.
[1] Malle Salupere. Georg von Krusenstern und seine Tätigkeit im Einsatzstab Rosenberg (1941-1942) // http://www.aai.ee/abks/Wiewares.html
[2] Оперативный штаб рейхсляйтера А. Розенберга (Einsatzstab Reichsleiter Rosenberg) осуществлял руководство операциями по изъятию культурных ценностей на оккупированных территориях. Сборные пункты располагались в Риге, Таллинне, Пскове, Киеве, Кенигсберге.
[3] Зинич М. С. Деятельность оперативного штаба А. Розенберга по вывозу культурных ценностей из СССР // Вопросы музеологии. 2011, № 1(3). С. 117.
[4] В оригинале Дерпт (Dorpat).
[5] G. v. Krusenstjern. Expedition nach Russland // Центральний державний архів вищих органів влади та управління України. Ф. 3676с, оп. 1, д. 122. Л. 125.
[6] Имперское управление по расовым вопросам (Reichssippenamt), получило свое название в 1940 году, до этого являлось одним из подразделений Министерства внутренних дел, занималось генеалогическими исследованиями, по сути, производя расовый отбор и выступая за чистоту арийской крови.
[7] См. далее краткий отчет о состоянии Гатчинского дворца, подписанный доктором Вундером.
[8] G. v. Krusenstjern. Expedition nach Russland // Центральний державний архів вищих органів влади та управління України. Ф. 3676с, оп. 1, д. 122. Л. 137-142.
[9] В оригинале «Reshina».
[10] По-видимому, имеется в виду кирпичная стена Сильвии вдоль современного Красноармейского проспекта.
[11] Имперская служба труда (Reichsarbeitsdienst, RAD, девиз «С лопатой и колосом») – национал-социалистическое общество в нацистской Германии, занимавшееся организацией обязательной трудовой полугодовой повинности для немецких юношей и девушек в возрасте от 18 до 25 лет.
[12] Организация Тодта (Organisation Todt, OT) — военно-строительная организация в нацистской Германии, основанная в 1938 году и первоначально занимавшаяся постройкой автострад и оборонительных сооружений. Во время Второй мировой войны на нее, в первую очередь, возлагалась задача восстановления дорог и мостов, а также доставка строительных материалов.
[13] Казармы Кирасирского Ее Императорского Величества полка.
[14] Обелиск «Коннетабль». Позднее, воспользовавшись этими лесами, нацисты установили на вершине обелиска свастику.
[15] Современный аэродром «Сиворицы» в селе Никольском, был построен в 1940 году Военно-строительным управлением Ленинградского военного округа, во время оккупации на нем базировались самолёты 54-й истребительной эскадры люфтваффе.
[16] Псков. Автор направляется по Киевскому шоссе и пересекает железнодорожные переезды на Киевской улице в Гатчине и в деревне Химози.
[17] Дворец усадьбы «Сиворицы», ныне здание принадлежит Городской психиатрической больнице № 1 им. П. П. Кащенко.
[18] «Сила через радость» (Kraft durch Freude, KDF) — политическая организация в нацистской Германии, занимавшаяся вопросами досуга населения в соответствии с идеологическими установками национал-социализма.
[19] В оригинале «Yra».
[20] Военный аэродром «Сиверский», построенный в 1936-1937 годах, был занят в конце августа 1941 года и использовался немецкой авиацией, являлся основной базой для налетов на Ленинград, освобожден 30 января 1944 года.
[21] Барон Эберхард Макс Пауль фон Кюнсберг (1909-1945) — во время Второй мировой войны возглавлял специальное подразделение (Sonderkommando Künsberg), которое занималось конфискацией архивов, библиотек и художественных ценностей.
[22] Юрген фон Хен (1912-1983), из балтийских немцев, историк, с 1936 года работал в Латвии в Культурамте немецкого народного общества, во время Второй мировой войны служил в «Sonderkommando Künsberg», отбирал для Географического института карты в архивах, библиотеках и музеях, вывозил императорские библиотеки пригородных дворцов, унтер-штурмфюрер СС.
[23] Из воспоминаний жительницы оккупированной Сиверской В. А. Богословской. Цит. по http://history-gatchina.ru/article/okkupacia.htm.
«Наступила голодная зима 1941/1942 года. Скромные запасы продовольствия скоро закончились. У меня родился ребенок и умер через два дня от голода. Угасала от голода и моя дочь. Я вынуждена была пойти в немецкую комендатуру в надежде устроиться на работу. Меня определили в бригаду по ремонту дорог. Труд был очень тяжелым, не женским. За работу фашисты регулярно платили, но за советские деньги почти ничего нельзя было купить. Жаловаться было некому. За неделю работы немцы давали очень скромный паек: буханку хлеба очень плохого качества, кусочек сахара, немного крупы, иногда кусочек повидла. На паек прожить тоже было невозможно, поэтому и я и моя дочь оставались всегда голодными.
Однажды в Сиверской разграбили какой-то склад, набитый жмыхами - отходами от овса. Я с дочкой, как и другие жители, таскали весь вечер, кто, сколько смог по домам. Ночью появляться на улице было запрещено. Жмыхи тоже помогли нам выжить. Фашисты разрешали приходить в солдатскую кухню и забирать очистки от картофеля. Их мы перемалывали через мясорубку и полученную темную массу запекли в жмыхах. Голод всё время преследовал меня. Лишнюю крошку хлеба я несла домой, чтобы накормить дочку. Помню, как однажды, при ремонте дороги, я равняла камни булыжной мостовой, уставшая, я на какое-то время отошла от дороги поесть рябины и, тут же получила удар плетки от надсмотрщика. Он приказал немедленно идти работать и не отвлекаться».
[24] Доктор Эссер, представитель Штаба Розенберга.
[25] Граф Эрнст-Отто фон Сольмс-Лаубах (1890-1977) — полковник немецкой армии, доктор искусствоведения. Занимался вывозом художественных ценностей из оккупированных пригородов Ленинграда. Офицер по охране предметов искусства при 18-й армии группы войск «Север».
[26] Герхард Вильгельм Вундер (1908-1988), немецкий историк, билиотекарь, во время Второй мировой войны в составе штаба Розенберга занимался изъятием еврейских и русских библиотек. С октября 1941 года работал в Группе Остланд (Hauptarbeitsgruppe Ostland) в Риге, с января по август 1942 года был ее руководителем, целью его группы было создание так называемой Восточной библиотеки, посвященной вопросам большевизма.
[27] В оригинале «Kipnj».
[28] Зондерфюрер — лицо, назначенное выполнять обязанности офицера в различных сферах деятельности, в условиях, когда требовалась особая квалификация, которой не обладал обычный офицер, при этом официального производства в офицеры не было.
[29] Sicherheitsdienst — Служба безопасности.
[30] В оригинале ошибочно «Stahleckе».
Франц Вальтер Шталекер (1900-1942) — немецкий юрист, полицейский, дослужился до звания Бригадефюрера СС и генерал-майора полиции, командовал Службой безопасности Имперского комиссариата «Остланд». Под Красногвардейском был смертельно ранен партизаном.
[31] Возможно, Рудольф Обсгер-Рёдер (Rudolf Oebsger-Röder,1912- 1992).
[32] В отчете фамилия не расшифровывается. В других документах встречаются три варианта – Bassekow, Basse-Kow и Bassekopf.
[33] Имеется в виду не вал, а ров. И ров, и мосты существововали еще при Григории Орлове.
[34] В оригинале «Mackartstil». Назван по имени австрийского живописца, декоратора и дизайнера Ханса Макарта (1840-1884), который тяготел к эклектике.
[35] Антресольный этаж.
[36] Платер И. Портрет О. В. фон Бока, масло холст, г-40438, в конце 1930-х годов хранился в портретном фонде. Считается утраченным.
[37] Вестибюль Центрального корпуса.
[38] В зависимости от того, через какую дверь они вышли из комнат императора Павла I, могут иметься в виду как помещения современной вводной экспозиции, так и Восточного полуциркуля.
[39] Орден «За заслуги», учрежденный в 1740 году, высшая военная награда Пруссии.
[40] Прусский и немецкий орден, впервые учрежденный в 1813 году, вручался за боевые заслуги.
[41] Собор св. апостола Павла.
[42] Имеется в виду нижний храм собора св. Павла.
[43] Храм был закрыт в 1938 году. В 1941 году, к 24-й годовщине октябрьского переворота планировалось перестроить собор в кинотеатр, для этого должны были полностью разобрать купол. К работам приступили в начале мая 1941 года. При обороне города в соборе были оборудованы огневые точки, для чего в алтарной части пробили амбразуры. Во время боев собор был сильно поврежден, в купол попал снаряд.
[44] По-видимому, речь идет о протоиерее Александре Петрове, который до этого служил в Лигове, был расстрелян в августе 1942 года.
[45] Wunder. Bericht über den derzeitiges Zustand der Zarenschlösser // Центральний державний архів вищих органів влади та управління України. Ф. 3676с, оп. 1, д. 148. Л. 4.
[46] Отчет подписан доктором Вундером и составлен, по-видимому, по итогам ноябрьской поездки.
[47] Вероятно, армейским корпусом (Armeekorps, A. K.).
[48] Esser. Zustand der Schlösser Gatschina, Pawlowsk, Peterhof, Strelna und Zarskoje Selo // Центральний державний архів вищих органів влади та управління України. Ф. 3676с, оп. 1, д. 149. Л. 402-403.
[49] Скорее всего, имеется в виду командование армии (Armeeoberkommando, AOK).
[50] Stöve. Fahrt nach Siverskaja und Puschkin vom 16. — 27.4.1942. Bericht über den derzeitiges Zustand der Zarenschlösser // Центральний державний архів вищих органів влади та управління України. Ф. 3676с, оп. 1, д. 149. Л. 341-342.