Language
Русский English Francais
Версия для слабовидящих

Василий Панкратов: «Я бы вкатил себе выговор за то, что не сумел договориться с гатчинцами»





Всё началось с просушки. Нет, раньше. С пробежек. Нет, ещё раньше. С ограды и турникетов. Хотя, пожалуй, гораздо раньше. Всё началось с прихода во дворец Панкратова. А сам Василий Панкратов утверждает, что всё началось с Валентины Матвиенко.

Площадь гатчинского Дворцового парка вместе с парком «Сильвия»149 гектаров, из них 50 га — это водные поверхности. В этом уникальность нашего парка, он единственный в России, где вода составляет треть площадей, поэтому его называют гидропарком. С точки зрения красоты паркового ландшафта — это безусловный плюс, но с точки зрения содержания и ухода — это дополнительная сложность. Если выдаётся год с высокой водой, то она заливает корни, а некоторые растения и вовсе вымывает. Два года назад на Острове любви из-за высокой воды погибли почти все старые липы…



Я иду по пустому весеннему парку, ещё закрытому на просушку, вглядываюсь в Остров любви, пытаясь рассмотреть, какие деревья там растут. Я ищу директора ГМЗ «Гатчина» Василия Панкратова: охранник сказал, что он вместе со всем коллективом на субботнике. У деревьев стоят огромные мешки с прошлогодней листвой, по парку рассыпано десятка два человек с граблями. Увидев меня, Василий Юрьевич приветливо машет рукой.

Разговор возникает непринуждённо, Панкратов доброжелателен и мягок, но мягок покровительственно, по-барски. Сразу понимаешь, что как раз о таких руководителях говорят «Мягко стелет… » Решения он принимать умеет, это точно.

— Коллектив садово-паркового хозяйства почти весь поменялся. Они традиционно не очень хорошо работали, у них была невысокая зарплата и они полагали, что за маленькую зарплату не нужно хорошо работать. Сейчас мы им зарплату подняли, и за счёт этого стали брать людей, которые более ответственно относятся к своим обязанностям. Приходит много молодых, я стараюсь, чтобы работала очень сплочённая команда.

У нас уникальный исторический парк. Это один из первых в России нерегулярных пейзажных парков. И он находится в плохом состоянии, в очень плохом. Из всех пригородных парков Петербурга он в самом плохом состоянии, по разным причинам. Так получилось. Но вот уже девять лет мы шаг за шагом стараемся вернуть ему былой облик и былую ауру.

Под нашими шагами мерно похрустывает гравий. День выдался прохладным, но солнечным. И весна со всеми своими нежными и сокровенными запахами тут как тут. Мы несколько минут идём молча.

— Что это за лозунг «Вернём парк народу»? Это что, открыть все проходы? Везде ходить, везде шашлыки жарить, везде гадить? Довести его до такого состояния, в котором он пребывал в 90-е годы, что в него войти было нельзя? Да как такое может быть? Для меня парк, как дитя малое. Я тут ходил дня два назад по пустому парку, радовался, вот цветочки первые пошли… И я как-то остро понял, что этот парк не для людей, это люди должны быть для этого парка. То есть, всё наоборот. Понимаете? Есть пространства, которые для людей. «Зверинец», например. С 1 июля «Зверинец» к нам тоже перейдёт. Это ещё более 300 гектаров. Там совсем другая ситуация. Это парк, где жили звери, это лесной массив, который рассечён широченными просеками-дорогами с канавами по бокам. Идеальная лучевая система охотничьих засек. Там нет предмета охраны, кроме дорог и восьми мостов, которые нужно восстановить, там ничего нет. Вот, пожалуйста! Я сам готов там сделать хоть велосипеды, хоть лыжи, хоть финские сани. Но музейный дворцовый парк для всего этого не предназначен.

— И для пробежек не предназначен?

— История с пробежками очень простая. Мы никогда не запрещали, и сейчас не запрещаем, одиночные пробежки. Но эта группа («Гатчинские пробежки» — прим. автора) обратилась ко мне с письмом, что, в связи с годом ЗОЖ в Ленинградской области, они каждый день будут совершать коллективные пробежки. Я, честно говоря, засомневался и стал звонить своим коллегам. В Павловск, в Царское Село, в Петергоф. Все мне говорят: ты что, это массовое мероприятие, если ты дал им письменное разрешение, то вся ответственность за него лежит на тебе. Будь добр, обеспечь им врача, сопровождение, все необходимые согласования, и если кому-то станет плохо, то это будут твои проблемы. У нас сейчас такой закон, что, если люди договорились сообща что-то делать, то это уже массовое мероприятие и нужно соблюсти все предписанные формальности.

Мне по этому поводу позвонил вице-губернатор Дмитрий Ялов. Я и ему сказал: если одиночные пробежки, один-два, ну, три человека, пусть бегают, но давать разрешение на массовые пробежки я не могу. И если охрана увидит, что это многолюдный забег, она будет это пресекать. Ну, а как иначе?


Гатчинцы боятся, что не сегодня-завтра проход в парк будет закрыт окончательно и его сделают платным. Этой весной наш парк впервые «ушёл» на просушку. Активные горожане усмотрели в этом «генеральную репетицию» и тут же «ринулись на баррикады». Появилась группа в одной из социальных сетей, начали собирать подписи «за парк» и «против Панкратова»…

В том районе Петербурга, где у меня квартира, под окнами сквер — Овсянниковский садик. Это единственное место, где можно погулять с собакой, и его уже лет десять каждую весну закрывают на просушку. И мне очень хочется повозмущаться, когда целый месяц нет возможности собаку на прогулку вывести. Но что делать, я понимаю, такие правила.

Гатчинский парк в этом году впервые закрыли на просушку. В Петербурге существует закон о просушке, есть распоряжение правительства Санкт-Петербурга, что все парки и скверы обязаны закрываться весной от 3до 4 недель на просушку. Все! Мы, как петербуржское учреждение, должны делать то же самое. Но, поскольку мы находимся на территории Ленинградской области, то на нас глаза закрывали. И поэтому все эти годы мы на просушку не уходили. Но в прошлом году мы положили огромное количество рулонных газонов по всему парку. А когда началась слякоть, люди пошли не по дорожкам — дорожки промёрзшие, вода не уходит, народ идёт по газонам. А мы на эти газоны потратили до миллиона рублей, у меня чуть сердце не разорвалось. Я понял, что и нам придётся закрываться на просушку. Департамент охраны культурного наследия Ленинградской области, который следит за тем, что происходит в музее-заповеднике, тоже порекомендовал нам закрыть парк на просушку.

С точки зрения закона и рачительного отношения к парку, у нас всё хорошо. Но мне людей искренне жаль. Пойти им действительно некуда. За Приоратским парком местная власть совсем не следит, туда зайти страшно. Я об этом постоянно говорю и в районной администрации, и губернатору говорю, что с парком нужно что-то делать. В ответ: вот, вот! Вот мы уже оформляем.

Десять лет назад в Дворцовом парке была такая же помойка, как сейчас в Приоратском, мы десять лет всё это вычищаем и вычищаем, формируем, газоны делаем. Если бы и Приоратским парком все эти годы занимались, ситуация в городе была бы другая.

— А только гатчинцы столь активны и так болезненно реагируют на «отъём» у них парка?

— Отношение населения везде примерно одинаковое. Если в течение долгого времени парк был бесплатный, то людям не нравится, что он становится платным, это естественно. Это было в Петергофе, когда Петергоф закрыл Александрию. Это было в Ораниенбауме и Павловске, когда закрыли парки. Теперь все к этому привыкли, и всё воспринимается нормально. А у нас это происходит сейчас. Люди всё время боятся, что я вот-вот возьму и закрою парк. По уму, его, конечно, нужно закрывать, и дело даже не в деньгах, хотя и деньги, конечно, тоже нужны, их всегда не хватает. Парк очень сложно охранять и поддерживать в необходимом состоянии на неконтролируемой территории…



Мы проходим у Белого озера. «Здесь осторожно, — предупреждает меня Василий Юрьевич. — Сейчас нас будет гнать лебедь. Лебеди начали гнездоваться, и самец ревностно охраняет территорию. Нужно будет какие-нибудь таблички установить для посетителей. Они привыкли, что лебеди ручные, дети из рук кормили этого мальчика, а теперь он стал опасен».

Гнездовье лебедей мы миновали благополучно.

— Когда Валентина Матвиенко была губернатором Санкт-Петербурга, она приехала в Гатчину и спросила Калугина, я это очень хорошо помню: «Ты что делаешь? Почему твои люди ходят по земле Петербурга и ничего не платят? Почему петербуржский налогоплательщик должен платить за то, что гатчинцы ходят туда-сюда по его земле? Почему?» Калугин с Матвиенко были хорошо знакомы ещё по комсомольской молодости. «А что мне делать? Другого транзита нет», ответил тот. «Я не знаю, делай что-нибудь. Пусти бесплатный автобус между Аэродромом и центром, делай что-нибудь», — посоветовала Матвиенко.

С одной стороны, понятен «праведный» гнев губернатора Петербурга, но с другой, хочется напомнить всем питерцам, что едва ли не треть жителей Гатчинского района работают в их городе, а стало быть, и налоги платят в казну Северной столицы.

— Это был 2008 год. Я тогда был заместителем председателя комитета по культуре Санкт-Петербурга. Валентина Ивановна нам всем шеи намылила, почему Гатчинский дворец не финансируется толком. По сути, тогда и началось какое-то движение. А когда я стал директором, Матвиенко мне чётко сказала, что парк должен быть платным. Я тогда возразил губернатору, сказал: «Валентина Ивановна, ну как же я его закрою, людям ходить где? Где они ходить будут?» С тех пор прошло девять лет. Все эти годы я говорю Любушкиной, говорю Дрозденко, я повторяю слова Валентины Ивановны: «Ребята, делайте что-нибудь!» Нам всё равно придётся закрывать парк.

У нас уже всё готово. Уже стоят турникеты, эти ужасные «намордники», которые я ненавижу. Но приходится их ставить. Сначала мы в одном месте поставили обычные турникеты, но велосипедисты поднимают велосипеды и проходят. Когда охранник делает замечание, они посылают его по известному адресу и идут дальше. А охранник — он же не полицейский, он не имеет право ничего делать. И получается, что, вроде, и турникеты стоят, и при этом полный парк велосипедистов. Когда погода хорошая, на дорожках много людей, а все велосипедисты едут по газонам. Теперь на всех проходах у нас стоят эти, так называемые, «намордники».


А с первого июля по всем точкам пройдёт интернет, теперь мы не имеем права продавать что-нибудь без интернет-касс, и всё — с 1 июля можно парк закрывать. У меня пять входов, все пять входов оборудованы, везде есть будки, можно поставить кассы и продавать билеты.

— Вот в этом и главный вопрос. Вы можете закрыть парк. Но закроете или нет?

— В этом году точно нет. Я буду опять разговаривать с Дрозденко. Я не понимаю, что они будут делать, если мы закроем оба транзита. Есть два серьёзных транзита. Один — от Аэродрома на Соборную, другой — из Мариенбурга на Хохлово поле. По поводу Хохлова поля мы, вроде, с главой администрации Гатчинского района Еленой Любушкиной договорились. Они нашли деньги, сейчас там делают просеку, проложат электричество, сделаем мост и всё, эта проблема будет закрыта. Будет хорошая прямая дорога из Мариенбурга на Хохлово поле. А вот что с транзитом от Аэродрома делать, я не знаю. Думаю, может мне самому два пешеходных мостика через Чёрное озеро сделать. Но мне департамент охраны не разрешит, я бы давно уже сделал.

Но самое правильное, это сделать пешеходную зону. Начать вот эту обводную дорогу вокруг Приората по улице Сойту, войти в программу. Медведев даёт деньги на все эти дороги, Ленинградская область легко сможет их получить. И пробка эта бесконечная исчезнет, которая на мостах всегда стоит. Если сделать две полосы туда, две обратно, будет прекрасная объездная дорога. Не знаю. Почему о жителях Гатчины пекусь я, а не местная власть? О жителях Мариенбурга, правда, ещё их депутат беспокоится, Галина Паламарчук.

— Если парк закроют, жители Гатчины будут проходить на его территорию на общих основаниях?

— Вот этот вопрос тоже очень непростой. Дети и женщины с колясками точно будут проходить бесплатно. Что же касается остальных, то юридически здесь ситуация очень странная. Если сравнивать нас с Павловском, где для местных жителей действуют специальные абонементы, но там всё понятно. Павловск — это часть Петербурга. А как быть с Гатчиной? Поскольку дворец-музей принадлежит Санкт-Петербургу, то, по логике вещей, специальный режим должен быть для питерцев, а не для жителей другого субъекта федерации — гатчинцев.

Вот живой пример из этой же оперы. Исполняющий обязанности губернатора Петербурга Александр Беглов предложил, чтобы все музеи Петербурга для питерских детей были бесплатны, а правительство будет музеям эти затраты компенсировать. И представьте, что получится. Из Петербурга сюда дети поедут бесплатно, а юные гатчинцы будут деньги платить? Ерунда какая-то! Вот это и есть та неразбериха и те неудобства, которые возникают, когда ты находишься на территории другого субъекта.

Когда Александр Дрозденко только стал губернатором Ленинградской области, у него была эта идея — забрать заповедник себе. И, если по уму, это правильно. Потому что мы должны быть либо федеральными, на Москву замыкаться, либо принадлежать тому региону, где расположены. Это ненормально, когда финансирует нас Петербург, а контроль осуществляет департамент сохранения и использования объектов культурного наследия комитета по культуре Ленинградской области. Странно всё это. Но, конечно, всё упирается в финансовые возможности содержания такого объекта. Бюджет Гатчинского музея-заповедника больше, чем тратят денег на все объекты культуры Ленинградской области.

— Вы общались с теми гатчинцами, которые недовольны тем, как сейчас строится работа парка?

— Я написал письмо «Гатчинским пробежкам». На мой взгляд, письмо вежливое, я всё объяснил, но после этого начался просто шквал недовольства. В ответ на все нападки, одно могу сказать точно: наши охранники по-хамски себя не ведут. Они смертельно боятся быть уволенными. За невнимание к посетителям и за грубость их увольняют немедленно. Поэтому хамить они не могли.


Я понимаю, что мне не резон ругаться с гатчинцами. Нужно договариваться. Если бы я был председателем комитета по культуре, а на директора дворца-музея пришла жалоба от жителей с подписями, я, не задумываясь, дал бы директору выговор за то, что не смог договориться с горожанами. Но я бы его поддержал, и парк закрыли бы немедленно…

Разговор по существу, кажется, был закончен. Но беседа наша продолжалась. Василий Юрьевич рассказывал много и увлечённо. О ежедневных хлопотах, о глобальных перспективах, о том, что уже сделано, и сколько всего предстоит:

— Площадь перед Балтийским вокзалом тоже нужно благоустроить и сделать частью пейзажа. В Париже меня коллеги учили: если ты хочешь понять, что такое дворец, ты должен найти точку, откуда архитектор смотрел, когда его планировал. Так вот эта точка находится на ступеньках Балтийского вокзала. Это единственное место, откуда весь дворец должен быть виден. То, что сегодня называется аллеей Павла Первого, это, на самом деле, тройная подъездная аллея, это часть дворцового ландшафта. При царях здесь не растили высокие деревья. Как только они вырастали выше положенного, их подрезали. Человек, выходивший из вокзала, сразу должен был видеть дворец. А теперь что мы видим со ступеней вокзала? Ржавые ларьки. И убрать их невозможно, потому что это частная собственность!..

Разговор мы заканчивали во дворце, в кабинете директора. Выйдя на улицу, я задержалась у входа и прочитала табличку: «Санкт-Петербургское учреждение культуры. Государственный историко-художественный дворцово-парковый музей-заповедник «Гатчина».

«Заповедник — это не территория для свободного посещения».

(Из правил поведения на особо охраняемых территориях)

Автор: Алёна РЫБАКОВА, фото: Илья МАСЛОВ, областная интернет-газета Гатчинка.рф, 13 мая 2019 года