Послевоенные будни дворца. Начало восстановления
Старший научный сотрудник ГМЗ «Гатчина»
Кандидат исторических наук
Кирпичникова Мария Викторовна
26 января 1944 года советские войска освободили Гатчину от немецко-фашистских оккупантов. Через несколько дней группа музейщиков побывала во дворце-музее и увидела характер разрушений. 15 сентября того же года был составлен акт об ущербе, причинённом немецко-фашистскими захватчиками и их союзниками комплексу Гатчинского дворца-музея и парка в 1941–1944 годах.
В акте указывалось, что во «дворце сгорели все деревянные части конструкций, художественная отделка помещений и случайно уцелевшие предметы внутреннего убранства. От сильного пламени мраморные детали отделки помещений обгорели и рассыпались. Погибли мраморные камины, расписные мраморные пилястры парадной спальни и мраморные колонны столовой. Обгорела и разрушилась наружная облицовка стен дворца, ценнейшая лепка внутри помещения».
Камин в Белом зале. 1945.
Такое тяжёлое наследство досталось сотрудникам дворца от немецко-фашистских захватчиков. В 1944 году начались работы по приведению в порядок территории дворца и парка. Старший научный сотрудник и главный хранитель дворца Серафима Николаевна Балаева при любой возможности ездила в Гатчину, о чём свидетельствуют записи в её дневнике. Видна явная досада С.Н. Балаевой в строках «17 апреля. Неудачная попытка проехать в Гатчину. Опять затруднение с пропуском».
Сбор и возвращение ценнейших экспонатов шёл по крупицам: сотрудники дворца с представителями Городского финансового отдела совершали обходы квартир, рынков и других мест, где могли оказаться музейные реликвии. Так, была найдена «ширма китайского лака из Арсенального зала. Взяты на учет два стула красного дерева, старинные. Полушкаф черного лака», — писала 23 июня 1944 года С.Н. Балаева.
С.Н. Балаева (1889-1960).
20 июля 1944 года Гатчинским Городским Советом было принято специальное постановление о вознаграждении лиц, указавших местонахождение музейных экспонатов, что способствовало возвращению. Необходимо отметить огромные трудности в работе сотрудников, а зачастую одиночество главного хранителя в борьбе за спасение Гатчинского дворца как памятника.
21 марта 1944 года в ходе научно-технической конференции, посвящённой вопросу реставрации пригородных дворцов, председатель Н. Н. Белехов высказал такую мысль: «Может быть, нужно идти по такому пути: центр отдать под музей, а каре — под дом отдыха».
3. Н.Н. Белехов — начальник
отдела охраны памятников
Управления по делам искусств
«Трудное положение Гатчины», — подвела итог Серафима Николаевна. С разочарованием пишет она и о выступлении академика Иоффе против устройства музеев в бывших дворцах, которым он предпочитал развлекательные моменты.
К сожалению, в 1944 году С.Н. Балаевой часто приходилось выполнять одной функции сразу нескольких сотрудников. В то тяжёлое послевоенное время директоры менялись очень часто, так с 1944 по 1949 год было четыре человека, занимавших эту должность: С.Г. Крупнов (февраль – июнь 1944), А.Н. Роткевич (июнь 1944 – 1946), А.А. Карташёв (1946 – 1949) и А.Г. Демидов, который возглавил работу на целых двадцать лет, до 1969 года. С.Г. Крупнов на работе практически не появлялся, его функции фактически исполняла С.Н. Балаева. В июне он был снят с этой должности. Новое назначение директора А.Н. Роткевича не сильно облегчило задачи по восстановлению, но, по словам главного хранителя, он был «очень нужен Гатчине» и отлично умел ладить с администрацией, принимая правильное решение в самой затруднительной ситуации.
22 июля 1944 года в Гатчинской правде была опубликована статья с обнадёживающим названием: «Гатчинский дворец будет реставрирован», повествовавшая о ходе работ по реставрации и консервации уцелевших лепных, мраморных и живописных убранств центральной части дворца, а также о подготовке помещения и материала к открытию выставки: "Гатчина с момента основания по всем эпохам, включая и период Великой Отечественной войны". «В ближайшее время намечается провести техническую консервацию всего здания и возвести кровлю над центральным корпусом. Дворец будет восстанавливаться как база отдыха для трудящихся и параллельно с этим будут вестись работы по восстановлению дворца-музея», — сообщалось в статье.
И действительно, несмотря на всю тяжесть военного времени (ведь война ещё не была окончена, лишь были освобождены многие города), выставка состоялась и не просто состоялась, но и прошла с огромным успехом. Вот как пишет об открытии Серафима Николаевна: «20 августа. Открыли выставку. Много народу. Показывала выставку и Бельэтаж (характер работ). Были бойцы, бравшие Гатчину; раненые из госпиталя; гатчинские жители, хорошо знающие дворец. Хорошее впечатление производит Бельэтаж, работы в нем по консервации деталей, укрытие под футлярами».
В 1945 году также продолжился сбор музейных вещей. Из отчётов дворца-музея за 1945 год узнаём, что А.Н. Роткевичем, С.Н. Балаевой и научным техническим сотрудником Т.В. Яковлевой производились выезды в Гатчине, Гатчинский и Лужский районы. Было обнаружено и перевезено во дворец 312 томов книг, среди них: «известия Академии наук», журнал «Русский архив» и другие. Кроме того, работниками музейного сектора в 1945 году было в централизованном порядке выявлено и вывезено в центральное хранилище: из города Риги (466 картин и портретов и из города Выру (Эстония) 24 предмета мебели, принадлежащих Гатчинскому дворцу-музею (400 всего)».
12 сентября Серафима Николаевна с горечью пишет: «Музейный Сектор фактически я одна. Совмещаю в себе: Заместителя Директора по научной части, Заведующего Музейным Сектором, старшего научного сотрудника».
В этих строках чувствуется усталость и грусть преданного своему делу человека: «Гатчинцев» нет. Свое одиночество еще острее чувствую в роли заместителя директора по научной части, чем когда была только старшим научным сотрудником. Кем и как руководить, если подлинного интереса к судьбе Гатчины нет? Роткевич — исключение среди всех здесь. Он хочет что-то сделать и огорчается положением дел искренне, но что-то у нас с ним в работе разладилось; в чем дело еще не понимаю». В мае она пишет: «музейные работы, которые падают на меня, самые простые. С ними было бы легко справиться, если бы на меня не падала и массовая работа и работа по парку. Их опасаюсь, так как не знаю их».
Научный сотрудник Э.А. Тихановская.
О работах, проведённых в парке сразу после освобождения Гатчины можно судить по описанию, сделанному младшим научным сотрудником Эльфридой Августовной Тихановской. В её отчёте указывалось, что в 1945 году, в связи с планами открытия летнего сезона в июне в парке работы велись более интенсивно, чем в предыдущем году. «В уборке парка принимали участие жители города. Особенное внимание уделяли Собственному саду. Скульптуру установили на своих исторических местах, расчистили дорожки, подвязали к трельяжам акацию, высадили цветы, к этому времени начала работать своя оранжерея.
Открытие парка.
Начала функционировать лодочная станция, правда ещё маломощная — всего из 5 лодок. 17 июня 1945 года. Летний сезон в парке был открыт… Парк медленно, но верно оживал».
Лодочная станция.
Кроме остальных работ, С.Н. Балаева, А.Н. Роткевич и В.И. Яковлев (архитектор-художник Гатчинского дворца-музея в 1944-45 гг.) публиковали свои статьи в местной газете, заметки о текущей работе во дворце-музее и о массовой работе в парке.
Относительно последнего пункта, 4 августа 1945 года, после совещания у директора Серафима Николаевна сделала такую запись: «всё внимание сосредоточено на культурно-массовой работе, вскользь о реставрационных работах и полное забвение самого главного — крыши. Очень гнетущее впечатление: не невозможность, а полное равнодушие и нежелание работать над сохранением здания у Роткевича. Не забываю всех трудностей в этом деле, но главная трудность положения Гатчины — отсутствие желания победить затруднения. Что делать?».
Л.С. Бланк ведет экскурсию для школьников.
Такие тяжёлые условия не могли не повлиять на немолодую женщину, и в феврале 1946 года она тяжело заболела, и с 25 февраля 1946 года замещать её была назначена Лидия Сендеровна Бланк, которая 24 декабря 1945 года вернулась на работу Гатчинский дворец и была зачислена старшим научным сотрудником Гатчинского дворца. Чуть позже, 12 января 1946 года на работу вышла и Елизавета Александровна Фаас. Сохранились рабочие тетради этих сотрудниц за разные годы. Дневник Л. Бланк начинается с января 1946 года. Записи эти носят довольно скупой и строгий характер, в которых старший научный сотрудник кратко описывает содержание своей деятельности практически ежедневно. Первая датируется седьмым января 1946 года, где она Бланк намечает себе цели: «Изучение инструкции музейного отдела. Составление плана моей работы. Выяснение задач командировки в Ленинград. Задачи: подобрать литературу и иллюстративный материал для составления экспозиции выставки экипажей. Привлечь все возможные библиотеки музея. Подыскать художников для оформления выставки, исполнителей-макетчиков».
Кроме исполнения обязанностей главного хранителя и заместителя директора по научной части, ей приходилось выполнять и свою текущую работу. В то время готовились к открытию две выставки: придворных экипажей и истории Гатчины. Интересны записи Лидии Сендеровны о подготовке раздела «Гатчина в дни Отечественной войны». Сотрудник отдела истории русской культуры Государственного Эрмитажа Андрей Валентинович Помарнацкий посоветовал «не показывать стратегического значения Гатчины и боёв за неё, а показывать сам памятник в дни Великой Отечественной войны и в разделе: «Гатчина. Дворец-музей». В этом разделе решено было представлять: экспонаты, увезённые немцами и возвращённые, эвакуацию — Ленинград и Сарапуль, показывать «что сделали немцы с Дворцом», очень скупо, на подлинных вещах показать бои за Гатчину в 1944 году, связав траурную витрину с эскизом Железнова. Словом, дать историю и судьбу памятника и вещей с ним связанных, не дублировать военные музеи и выставку обороны Ленинграда.
При подготовке выставки Л. Бланк консультировалась также с полковником Лукиным и депутатом города Гатчины генерал-полковником Георгием Федоровичем Одинцовым, которые рассказали, что «на Гатчину опирались, её берегли, она была узлом железных и шоссейных дорог… В Гатчине вокруг нас были центр управления немецких войск» и посоветовали всё это «отразить в экспозиции, показав замысел разгрома немцев под Ленинградом и его осуществление».
Из газетной статьи 14 июля 1946 года узнаём об открытии в Гатчинском дворце-музее двух выставок. «Первая — в правом полуциркуле дворцового здания посвящена истории дворца и парка. Здесь выставлены планы и чертежи, образцы дворцового убранства, акварели, гравюры, мрамор, фарфор и прочее. Вторая выставка работает в арсенальном каре. Демонстрируются придворные экипажи. Посетители выставки получат возможность ознакомиться с историей техники и художественной отделки экипажей в России ХVIII-ХIХ веков».
Подготовка выставки
в полуциркуле дворца
по истории ГДМ и парка.
10 августа на выставках побывал С.М. Трончинский и высоко оценил труд сотрудников. Как отметила Серафима Николаевна: «Обе принял. Хвалил выставку по истории Гатчины. Одобрил дополнение оружием, китайскими вещами, фарфором, бронзой и пр. Выставка придворных экипажей также принята с оценкой, превышающей нашу».
В сентябре на совещании в УКППЛ (Управление культурно-просветительских предприятий Ленинграда) в докладе заведующего музейным отделом С. М. Трончинского об итогах летней работы экспозиционной, экскурсионной и культурно-массовой были отмечены недостатки и достоинства выставок Петергофа, Ораниембаума, Павловска, Пушкина, Гатчины. Общий недостаток выставок по истории памятника — неумение построить послереволюционный период его истории».
Позже, при обсуждении отчётов, требовательная С.Н. Балаева так оценивала работу своих сотрудников: «в порядке работа у Е. А. Фаас, затянута лишь приемка архитектурного архива из Пушкина. Беспорядочна работа Бланк. Много недоделок, разбросанность. Обязательно привести в ясность хранительские дела до ухода ее в отпуск».
1947 год. Выставка по истории
ГДМ и парка
экскурсия школьников
с Э. Тихановской ().
Последняя по этому поводу в своей тетради сделала такие записи: «Серафима Николаевна отмечает, уделив почти всё время выставке экипажей, некоторое количество времени на парковую скульптуру и текущую работу, я почти не уделила времени на научно-исследовательскую работу (изучение интерьера и фасада павильона Венеры).
За 1946 год я вместе с отпуском и бюллетенями отсутствовала на работе 73 календарных дня и с 25 февраля по … замещала С.Н. Балаеву в период её длительной болезни, но причины невыполнения плана научно-исследовательской работы лежат не только в этом. Овладение техникой и методикой музейной работы, организация работы и времени протекали не совсем гладко, и было сделано много ошибок — особенно следует обратить внимание на правильную организацию рабочего дня и придерживаться строже сроков календарного плана. Серафима Николаевна отметила также, что не сделана фототека, что очень затруднило подбор фотоматериала к годовому отчёту. Было решено — календарный план на январь перевести в цифры и очень строго соблюдать даты, проставленные в нём.
Реставратор-обойщик
К.Г. Романова при подготовке
экспонатов к выставке
экипажей. Фото Чуркина. 1947.
1947 год. Выставка по истории ГДМ и парка экскурсия школьников с Л. Бланк.
Сама я отмечаю ряд пробелов в своей музейной работе, сверх указанных Балаевой: отсутствие знаний и навыков техники музейного дела: неумение заполнить инвентарные карточки, списки, инвентарные книги, незнание других форм музейного учёта.
Трудности овладения техникой хранительской работы. Незнание основных принципов построения экспозиции, экспонирования музейных вещей разного рода (живопись, мрамор и т.д.)
Пробелы двух видов: незнание теории и незнание практики музейного дела. Первые следует ликвидировать изучением специальной литературы, вторые будут запоминаться постепенно в самом процессе работы под опытным руководством».
В этих строчках нет никакой обиды на критику, напротив, Л. Бланк не просто осознаёт указанные ошибки, но и находит свои собственные пробелы, считая критику слишком мягкой. Просматривая тетради научных сотрудников за первые послевоенные годы, трудно представить, что кто-то из них мог некачественно выполнять свои обязанности, они зачастую работали в выходные и внеурочно. Кроме того, трудились вместе со всеми горожанами, отрабатывая часы на восстановлении города и парка. Нередкими были субботники и воскресники во дворце. Из дневника С.Н. Балаевой: «3 июня. Воскресенье. Гатчина. Работы по уборке парка (отработка часов на восстановление). Бригада служащих работает в Собственном саду. Очень тяжелая работа по уборке мусора».
Из дневника Е.А. Фаас в 1951 году: «29. 4 — с 8 до 13 ч. — отработка в Собственном саду, уборка листвы. Л.8. Май 1951 года. 3 мая. Четверг. Уборка фондов».
Зимой тяжесть работы сотрудников увеличивалась, необходимо было поддерживать температурно-влажностный режим, поэтому каждое утро начиналось одинаково: «04.01. В фондах топили печку, в 5 вечера температура - +10… 05.01 — В 9 часов утра температура фондов +5… 07. 01. В фондах в 9 утра было +2… 10. 01. В фондах ниже 0, два дня не топили».
Как и в современное время, парк и дворец страдали от рук хулиганов, об этом свидетельствуют записи научных сотрудников: «Серафима Николаевна застала мальчика в карете. Его задержали. В кармане у него начальник охраны Данилов нашёл украшение от кареты. Составляют акт. Его отправили в милицию», — писала Л.Бланк в 1946 году.
Из дневника Е.А. Фаас «На башне разбито стекло хулиганами, задержаны. Один доставлен в милицию».
Запись С.Н. Балаевой от 7 августа 1946 года: «Из-за отсутствия охраны только что поставленные на место детали вновь отламываются. Так украден палец у Афины, отломаны детали статуй на Иорданском подъезде».
Л. Бланк в сентябре 1946 года отмечала в дневнике, что во время обхода скульптуры было обнаружено множество актов вандализма, «10 сентября на одной из герм в Собственном саду наведены карандашом глаза. На герме молодого сатира проведены карандашом линии. Все гермы, стоящие под деревьями очень грязны. На статуе Афины в складках одежды чёрная грязь или краска. У статуи «Осторожность» работы Морлейтера отсутствует ухо, недавно реставрированное. Сообщено директору, составлен акт…
… Искала ухо оленя вокруг статуи «Осторожность» — нашла его лежащим на самой статуе за спиной оленя.
13 сентября у «Осторожности» отломали палец, а у оленя — кончик рога — составлен акт».
«30. 11. В 16.50 сделан обход всей скульптуры. Нанесены повреждения скульптурам: 1) «Марс» — отбит большой палец и повреждён второй — на левой ноге. Отбит весь край щита и часть складки одежды. 2) «Амазонки» — отбит гребень шлема и часть щита. 3) «Афина» — отбиты части складок одежды. Все повреждения сделаны на уровне человеческого роста, ржавым металлическим инструментом».
После обнаружения повреждений скульптуру отмывали либо сами сотрудники, либо вызывали специалистов. Кроме того производилась её очистка от лишайников. Из наблюдений Э.Тихановской «за работой скульпторов по очистке мрамора от лишайника и мытью: осторожно ножом счищается лишайник, затем выветрившиеся места маскируют воском или медицинским парафином. На ведро горячей воды растворяют один кусок детского мыла, 100 гр. Детское мыло имеет меньше солей, чем остальные мыла. Намыливают тряпкой скульптуру мыльным раствором и мылом. Затем смывают».
В Исполкоме Гатчинского городского совета депутатов трудящихся в январе 1946 года рассматривался вопрос о вырубке деревьев в дворцовом и городском парках, руководству дворца-музея вменялось в вину то, что «охрана не ведёт решительной борьбы с расхитителями государственной собственности» и предписывалось «усилить надзор за сохранением парковой зоны».
25 января вышло постановление о запрете порубок на территории парка, виновных в нарушении которого предписывалось уголовно наказывать по статье 85 Уголовного кодекса РСФСР как расхитителей государственной социалистической собственности.
Следует заметить, что в объяснительной записке директора к отчёту о работе Гатчинского дворца-музея за 1946 год сказано, что «охрана парка от хищений, нарушения общественного порядка занимала одно из первых мест». В этой связи интересно процитировать строки из дневника С.Н. Балаевой 22 августа того же года: «Трончинский и Суханова в Гатчине по поводу поступившего в Городской Отдел заявления группы работников о злоупотреблениях и хищениях в парке Карташевым и Со. Рассматривалось и мое заявление об уходе. Суханова, видимо, впервые увидела истинное лицо Карташева. Особенно возмутителен по наглости дележ покосов, где Карташев и Дубовин захватили себе по 4 га лучшей земли, которую Карташев и продал за 1200 рублей. Перевод лесников в охрану явно подстроен, чтобы обделать махинации с хищением леса в парке. Словом, грязь и мошенничество. Обстоятельное показание Шепетовской. Докладная записка лесников Куприяновых. Шепетовская вызвана на 24-ое в Городской Отдел для дополнительных показаний. Со мной нет полной ясности, т. к. отпускать меня Суханова не хочет, а с Карташевым работать я не хочу».
Такое заявление главного хранителя вполне понятно, и вдвойне понятно, почему она не могла сработаться с директором.
Из рабочей тетради Бланк.
При всей напряжённости и трудности, как и в обычной жизни, случались курьёзные моменты: так, в дневнике Л. Бланк нашла отражение оговорка в словах о воскреснике А.А. Карташёва: «Мусор забрасывать во дворец!» («обмолвка!»). А Серафима Николаевна заметила, как во время приезда С.М. Трончинского произошли «два ляпсуса: на экскурсии по парку экскурсовод Филипповская перелезла в Собственный сад через забор, а во дворе Арсенального каре была развешена стирка Сокруталовой».
В июне 1947 года на работу в Гатчину, был зачислен научным сотрудником кандидат архитектурных наук Лев Калистратович Абрамов, профессионализм которого очень высоко ценили коллеги. Он проделал огромную работу, избрав темой своей научной работы историческое исследование и план восстановления знаменитого пригородного Ленинграда в освобождении которого он участвовал в годы войны. О нём в январском выпуске 1948 года Гатчинской правды была опубликована большая статья, где описывалась, как «с литографическим карандашом он бродил по паркам, разрушенным павильонам, дворцовым галереям. На листах бумаги возникли зарисованные с тонким мастерством уголки первого русского пейзажного парка, остатки его скульптурных украшений, части дворца. Пригодился и старый фронтовой блокнот с эскизами, давшими тему одной из литографий — пожар в Гатчинском дворце.
Л.К. Абрамов на балконе у двери в Белый зал
после 1945 года.
Л.К. Абрамов. 1946. Горбатый мост, реконструкция.
В музеях и архивах Абрамов находил интересовавшие его планы, чертежи, документы. В процессе исследовательской работы архитектор встретился с интересными данными, сведениями о большой роли русских зодчих и садовников в строительстве Гатчинского дворца и парков. 17 зарисовок дворца и парков были недавно литографированы в Академии художеств СССР и изданы в натуральную величину. Управление по охране памятников старины приняло общий план архитектора Абрамова за основу восстановления Гатчинского дворца и парков и поручило ему детальную разработку проекта».
Л.К. Абрамов. перспективный вид Горбатого моста.
С.Н. Балаева, и А.А. Карташёв давали высокую оценку деятельности архитектора и важность его участия в работах Гатчинского дворца-музея».
Высоко ценило руководство труд реставратора Клавдии Григорьевны Романовой, в 1946-47 годах работавшей в Гатчине. Принимая её работу по выставке придворных экипажей, С.Н. Балаева отмечала: «Всё сделано очень аккуратно и как следует».
В 1947 году также продолжалась работа по поиску и сбору экспонатов. Вещи по-прежнему находили не только в частных квартирах, но и на рынках и даже в служебных помещениях. В одно из июльских воскресений Л. Бланк «на гатчинском базаре было обнаружено кресло, продававшееся гражданином Бирюковым Иваном Архиповичем, проживающим по адресу: Киевская улица, 14. Кресло с инвентарным номером ГДМ с третьего этажа и Павловской комнаты. Был составлен акт у старшего дежурного милиции лейтенанта Петрова».
23 июля 1947 года в Гатчинской правде вышла статья «Возвращённые ценности Дворца». В ней рассказывалось о том, что «эвакуированные перед войной в глубокий тыл исторические ценности Гатчинского дворца-музея возвращаются обратно. Научные работники дополняют этими вещами выставку по истории Гатчинского дворца и парка. На выставке представлены образцы коллекции охотничьих ружей и пистолетов ХVI-ХVIII веков».
Реставратор-обойщик
К.Г. Романова при подготовке
экспонатов к выставке
экипажей. Фото Чуркина. 1947.
На сентябрьском совещании в УКППЛ, о котором уже упоминалось, руководителям также предписывалось «заняться политическим самообразованием научных сотрудников и обязать их вести пропаганду музея на предприятиях». И эта деятельность занимала достойное место в работе научных сотрудников. Необходимо было донести до местных жителей важность восстановления памятника и возврата экспонатов. Сотрудники проводили беседы о годовщинах взятия и освобождения Гатчины, сведения о подготовке к таким лекциям находили отражения в рабочих тетрадях. Запись от 23 января 1947 года Л. Бланк: «Подготовка к беседе о годовщине взятия Гатчины. Привлечь материалы о депутате Гатчины генерал-полковнике Георгии Фёдоровиче Одинцове, командовавшем артиллерией Ленфронта. Просмотреть газеты 45 и 46 годов (20-х чисел), особенно Гатчинскую правду».
Однако все эти годы судьба дворца оставалась неизвестной. В феврале 1947 в разговоре с одним из знатоков Гатчинского дворца и парка С.Н. Балаева (как она выразилась сама), осторожно сказала «Консервация».
29 августа 1948 года на научном совещании по вопросу состояния дворца архитектор и научный сотрудник Л. К. Абрамов сообщил о прогрессирующем разрушении здания, обрушении Чугунной лестницы Арсенального каре, о появлении трещин в сводах. Положение Гатчинского дворца-музея продолжало ухудшаться, на совещании у П.И. Рачинского, заведующего ГОКПРЛ (Городским отделом культурно-просветительской работы Ленинграда), Гатчина была в числе неблагополучных по выполнению финансового плана: расходы превысили, а доходы не выполнили.
В июле 1949 года директор А.А. Карташов был снят и назначен Алексей Герасимович Демидов, однако, в скором времени выяснилось, что шансы дворца быть восстановленным ничтожно малы.
«27 июля, — писала С.Н. Балаева, — у Демидова совещание с представителями КЭЧ[1] относительно Кухонного каре (Ярошевич[2] взломал замок на наших подвалах и занял их). Опять вопрос о том, кто хозяин здания. Без ГИОП этого не выяснить, а Стороженко[3] лодырь и формалист, который совершенно равнодушен к памятникам и их судьбе».
В апреле 1950 года в дневнике Э.А. Тихановской упоминается приезд представителей ВЦСПС[4] , которые осматривали дворец на предмет его использования.
В 1951 году надежды на воссоздание Гатчинского дворца как музея рухнули, он был передан военно-морскому ведомству. В дневнике научного сотрудника Елизаветы Александровны Фаас это событие находит живой отклик: «Среда, 26. 09. Последний раз сфотографировалась в Собственном садике. Сегодня сдача дворца: в составе комиссии: директор Демидов, Белехов от ГИОП, Филатов от Горотдела, Сумарина, приёмщики: генерал-майор Ворона, техник-лейтенант Елагин, подполковник Пашкеев, Шамшур и ещё трое военных. Дворец сдаётся с Собственным садом, скульптурой в нём, скульптурой на подъездах; памятником Павлу, тумбой от солнечных часов. Возможно, Собственный сад удастся вернуть. Окончательную сдачу отложили на субботу. Упаковка дел.
29. 09. суббота. Переноска вещей, приведение в благоустроенный вид помещения научной части. Дворец сдали…».
Последняя фраза не может не тронуть своим трагизмом и безысходностью «дворец сдали». Однако хочется верить, что сейчас, спустя 70 лет, дворец возрождается, и мы, его сотрудники, будем прикладывать все усилия, чтобы он жил и процветал!
Старший научный сотрудник ГМЗ «Гатчина»
Кандидат исторических наук
Кирпичникова Мария Викторовна
26 января 1944 года советские войска освободили Гатчину от немецко-фашистских оккупантов. Через несколько дней группа музейщиков побывала во дворце-музее и увидела характер разрушений. 15 сентября того же года был составлен акт об ущербе, причинённом немецко-фашистскими захватчиками и их союзниками комплексу Гатчинского дворца-музея и парка в 1941–1944 годах.
В акте указывалось, что во «дворце сгорели все деревянные части конструкций, художественная отделка помещений и случайно уцелевшие предметы внутреннего убранства. От сильного пламени мраморные детали отделки помещений обгорели и рассыпались. Погибли мраморные камины, расписные мраморные пилястры парадной спальни и мраморные колонны столовой. Обгорела и разрушилась наружная облицовка стен дворца, ценнейшая лепка внутри помещения».
Камин в Белом зале. 1945.
Такое тяжёлое наследство досталось сотрудникам дворца от немецко-фашистских захватчиков. В 1944 году начались работы по приведению в порядок территории дворца и парка. Старший научный сотрудник и главный хранитель дворца Серафима Николаевна Балаева при любой возможности ездила в Гатчину, о чём свидетельствуют записи в её дневнике. Видна явная досада С.Н. Балаевой в строках «17 апреля. Неудачная попытка проехать в Гатчину. Опять затруднение с пропуском».
Сбор и возвращение ценнейших экспонатов шёл по крупицам: сотрудники дворца с представителями Городского финансового отдела совершали обходы квартир, рынков и других мест, где могли оказаться музейные реликвии. Так, была найдена «ширма китайского лака из Арсенального зала. Взяты на учет два стула красного дерева, старинные. Полушкаф черного лака», — писала 23 июня 1944 года С.Н. Балаева.
С.Н. Балаева (1889-1960).
20 июля 1944 года Гатчинским Городским Советом было принято специальное постановление о вознаграждении лиц, указавших местонахождение музейных экспонатов, что способствовало возвращению. Необходимо отметить огромные трудности в работе сотрудников, а зачастую одиночество главного хранителя в борьбе за спасение Гатчинского дворца как памятника.
21 марта 1944 года в ходе научно-технической конференции, посвящённой вопросу реставрации пригородных дворцов, председатель Н. Н. Белехов высказал такую мысль: «Может быть, нужно идти по такому пути: центр отдать под музей, а каре — под дом отдыха».
3. Н.Н. Белехов — начальник
отдела охраны памятников
Управления по делам искусств
«Трудное положение Гатчины», — подвела итог Серафима Николаевна. С разочарованием пишет она и о выступлении академика Иоффе против устройства музеев в бывших дворцах, которым он предпочитал развлекательные моменты.
К сожалению, в 1944 году С.Н. Балаевой часто приходилось выполнять одной функции сразу нескольких сотрудников. В то тяжёлое послевоенное время директоры менялись очень часто, так с 1944 по 1949 год было четыре человека, занимавших эту должность: С.Г. Крупнов (февраль – июнь 1944), А.Н. Роткевич (июнь 1944 – 1946), А.А. Карташёв (1946 – 1949) и А.Г. Демидов, который возглавил работу на целых двадцать лет, до 1969 года. С.Г. Крупнов на работе практически не появлялся, его функции фактически исполняла С.Н. Балаева. В июне он был снят с этой должности. Новое назначение директора А.Н. Роткевича не сильно облегчило задачи по восстановлению, но, по словам главного хранителя, он был «очень нужен Гатчине» и отлично умел ладить с администрацией, принимая правильное решение в самой затруднительной ситуации.
22 июля 1944 года в Гатчинской правде была опубликована статья с обнадёживающим названием: «Гатчинский дворец будет реставрирован», повествовавшая о ходе работ по реставрации и консервации уцелевших лепных, мраморных и живописных убранств центральной части дворца, а также о подготовке помещения и материала к открытию выставки: "Гатчина с момента основания по всем эпохам, включая и период Великой Отечественной войны". «В ближайшее время намечается провести техническую консервацию всего здания и возвести кровлю над центральным корпусом. Дворец будет восстанавливаться как база отдыха для трудящихся и параллельно с этим будут вестись работы по восстановлению дворца-музея», — сообщалось в статье.
И действительно, несмотря на всю тяжесть военного времени (ведь война ещё не была окончена, лишь были освобождены многие города), выставка состоялась и не просто состоялась, но и прошла с огромным успехом. Вот как пишет об открытии Серафима Николаевна: «20 августа. Открыли выставку. Много народу. Показывала выставку и Бельэтаж (характер работ). Были бойцы, бравшие Гатчину; раненые из госпиталя; гатчинские жители, хорошо знающие дворец. Хорошее впечатление производит Бельэтаж, работы в нем по консервации деталей, укрытие под футлярами».
В 1945 году также продолжился сбор музейных вещей. Из отчётов дворца-музея за 1945 год узнаём, что А.Н. Роткевичем, С.Н. Балаевой и научным техническим сотрудником Т.В. Яковлевой производились выезды в Гатчине, Гатчинский и Лужский районы. Было обнаружено и перевезено во дворец 312 томов книг, среди них: «известия Академии наук», журнал «Русский архив» и другие. Кроме того, работниками музейного сектора в 1945 году было в централизованном порядке выявлено и вывезено в центральное хранилище: из города Риги (466 картин и портретов и из города Выру (Эстония) 24 предмета мебели, принадлежащих Гатчинскому дворцу-музею (400 всего)».
12 сентября Серафима Николаевна с горечью пишет: «Музейный Сектор фактически я одна. Совмещаю в себе: Заместителя Директора по научной части, Заведующего Музейным Сектором, старшего научного сотрудника».
В этих строках чувствуется усталость и грусть преданного своему делу человека: «Гатчинцев» нет. Свое одиночество еще острее чувствую в роли заместителя директора по научной части, чем когда была только старшим научным сотрудником. Кем и как руководить, если подлинного интереса к судьбе Гатчины нет? Роткевич — исключение среди всех здесь. Он хочет что-то сделать и огорчается положением дел искренне, но что-то у нас с ним в работе разладилось; в чем дело еще не понимаю». В мае она пишет: «музейные работы, которые падают на меня, самые простые. С ними было бы легко справиться, если бы на меня не падала и массовая работа и работа по парку. Их опасаюсь, так как не знаю их».
Научный сотрудник Э.А. Тихановская.
О работах, проведённых в парке сразу после освобождения Гатчины можно судить по описанию, сделанному младшим научным сотрудником Эльфридой Августовной Тихановской. В её отчёте указывалось, что в 1945 году, в связи с планами открытия летнего сезона в июне в парке работы велись более интенсивно, чем в предыдущем году. «В уборке парка принимали участие жители города. Особенное внимание уделяли Собственному саду. Скульптуру установили на своих исторических местах, расчистили дорожки, подвязали к трельяжам акацию, высадили цветы, к этому времени начала работать своя оранжерея.
Открытие парка.
Начала функционировать лодочная станция, правда ещё маломощная — всего из 5 лодок. 17 июня 1945 года. Летний сезон в парке был открыт… Парк медленно, но верно оживал».
Лодочная станция.
Кроме остальных работ, С.Н. Балаева, А.Н. Роткевич и В.И. Яковлев (архитектор-художник Гатчинского дворца-музея в 1944-45 гг.) публиковали свои статьи в местной газете, заметки о текущей работе во дворце-музее и о массовой работе в парке.
Относительно последнего пункта, 4 августа 1945 года, после совещания у директора Серафима Николаевна сделала такую запись: «всё внимание сосредоточено на культурно-массовой работе, вскользь о реставрационных работах и полное забвение самого главного — крыши. Очень гнетущее впечатление: не невозможность, а полное равнодушие и нежелание работать над сохранением здания у Роткевича. Не забываю всех трудностей в этом деле, но главная трудность положения Гатчины — отсутствие желания победить затруднения. Что делать?».
Л.С. Бланк ведет экскурсию для школьников.
Такие тяжёлые условия не могли не повлиять на немолодую женщину, и в феврале 1946 года она тяжело заболела, и с 25 февраля 1946 года замещать её была назначена Лидия Сендеровна Бланк, которая 24 декабря 1945 года вернулась на работу Гатчинский дворец и была зачислена старшим научным сотрудником Гатчинского дворца. Чуть позже, 12 января 1946 года на работу вышла и Елизавета Александровна Фаас. Сохранились рабочие тетради этих сотрудниц за разные годы. Дневник Л. Бланк начинается с января 1946 года. Записи эти носят довольно скупой и строгий характер, в которых старший научный сотрудник кратко описывает содержание своей деятельности практически ежедневно. Первая датируется седьмым января 1946 года, где она Бланк намечает себе цели: «Изучение инструкции музейного отдела. Составление плана моей работы. Выяснение задач командировки в Ленинград. Задачи: подобрать литературу и иллюстративный материал для составления экспозиции выставки экипажей. Привлечь все возможные библиотеки музея. Подыскать художников для оформления выставки, исполнителей-макетчиков».
Кроме исполнения обязанностей главного хранителя и заместителя директора по научной части, ей приходилось выполнять и свою текущую работу. В то время готовились к открытию две выставки: придворных экипажей и истории Гатчины. Интересны записи Лидии Сендеровны о подготовке раздела «Гатчина в дни Отечественной войны». Сотрудник отдела истории русской культуры Государственного Эрмитажа Андрей Валентинович Помарнацкий посоветовал «не показывать стратегического значения Гатчины и боёв за неё, а показывать сам памятник в дни Великой Отечественной войны и в разделе: «Гатчина. Дворец-музей». В этом разделе решено было представлять: экспонаты, увезённые немцами и возвращённые, эвакуацию — Ленинград и Сарапуль, показывать «что сделали немцы с Дворцом», очень скупо, на подлинных вещах показать бои за Гатчину в 1944 году, связав траурную витрину с эскизом Железнова. Словом, дать историю и судьбу памятника и вещей с ним связанных, не дублировать военные музеи и выставку обороны Ленинграда.
При подготовке выставки Л. Бланк консультировалась также с полковником Лукиным и депутатом города Гатчины генерал-полковником Георгием Федоровичем Одинцовым, которые рассказали, что «на Гатчину опирались, её берегли, она была узлом железных и шоссейных дорог… В Гатчине вокруг нас были центр управления немецких войск» и посоветовали всё это «отразить в экспозиции, показав замысел разгрома немцев под Ленинградом и его осуществление».
Из газетной статьи 14 июля 1946 года узнаём об открытии в Гатчинском дворце-музее двух выставок. «Первая — в правом полуциркуле дворцового здания посвящена истории дворца и парка. Здесь выставлены планы и чертежи, образцы дворцового убранства, акварели, гравюры, мрамор, фарфор и прочее. Вторая выставка работает в арсенальном каре. Демонстрируются придворные экипажи. Посетители выставки получат возможность ознакомиться с историей техники и художественной отделки экипажей в России ХVIII-ХIХ веков».
Подготовка выставки
в полуциркуле дворца
по истории ГДМ и парка.
10 августа на выставках побывал С.М. Трончинский и высоко оценил труд сотрудников. Как отметила Серафима Николаевна: «Обе принял. Хвалил выставку по истории Гатчины. Одобрил дополнение оружием, китайскими вещами, фарфором, бронзой и пр. Выставка придворных экипажей также принята с оценкой, превышающей нашу».
В сентябре на совещании в УКППЛ (Управление культурно-просветительских предприятий Ленинграда) в докладе заведующего музейным отделом С. М. Трончинского об итогах летней работы экспозиционной, экскурсионной и культурно-массовой были отмечены недостатки и достоинства выставок Петергофа, Ораниембаума, Павловска, Пушкина, Гатчины. Общий недостаток выставок по истории памятника — неумение построить послереволюционный период его истории».
Позже, при обсуждении отчётов, требовательная С.Н. Балаева так оценивала работу своих сотрудников: «в порядке работа у Е. А. Фаас, затянута лишь приемка архитектурного архива из Пушкина. Беспорядочна работа Бланк. Много недоделок, разбросанность. Обязательно привести в ясность хранительские дела до ухода ее в отпуск».
1947 год. Выставка по истории
ГДМ и парка
экскурсия школьников
с Э. Тихановской ().
Последняя по этому поводу в своей тетради сделала такие записи: «Серафима Николаевна отмечает, уделив почти всё время выставке экипажей, некоторое количество времени на парковую скульптуру и текущую работу, я почти не уделила времени на научно-исследовательскую работу (изучение интерьера и фасада павильона Венеры).
За 1946 год я вместе с отпуском и бюллетенями отсутствовала на работе 73 календарных дня и с 25 февраля по … замещала С.Н. Балаеву в период её длительной болезни, но причины невыполнения плана научно-исследовательской работы лежат не только в этом. Овладение техникой и методикой музейной работы, организация работы и времени протекали не совсем гладко, и было сделано много ошибок — особенно следует обратить внимание на правильную организацию рабочего дня и придерживаться строже сроков календарного плана. Серафима Николаевна отметила также, что не сделана фототека, что очень затруднило подбор фотоматериала к годовому отчёту. Было решено — календарный план на январь перевести в цифры и очень строго соблюдать даты, проставленные в нём.
Реставратор-обойщик
К.Г. Романова при подготовке
экспонатов к выставке
экипажей. Фото Чуркина. 1947.
1947 год. Выставка по истории ГДМ и парка экскурсия школьников с Л. Бланк.
Сама я отмечаю ряд пробелов в своей музейной работе, сверх указанных Балаевой: отсутствие знаний и навыков техники музейного дела: неумение заполнить инвентарные карточки, списки, инвентарные книги, незнание других форм музейного учёта.
Трудности овладения техникой хранительской работы. Незнание основных принципов построения экспозиции, экспонирования музейных вещей разного рода (живопись, мрамор и т.д.)
Пробелы двух видов: незнание теории и незнание практики музейного дела. Первые следует ликвидировать изучением специальной литературы, вторые будут запоминаться постепенно в самом процессе работы под опытным руководством».
В этих строчках нет никакой обиды на критику, напротив, Л. Бланк не просто осознаёт указанные ошибки, но и находит свои собственные пробелы, считая критику слишком мягкой. Просматривая тетради научных сотрудников за первые послевоенные годы, трудно представить, что кто-то из них мог некачественно выполнять свои обязанности, они зачастую работали в выходные и внеурочно. Кроме того, трудились вместе со всеми горожанами, отрабатывая часы на восстановлении города и парка. Нередкими были субботники и воскресники во дворце. Из дневника С.Н. Балаевой: «3 июня. Воскресенье. Гатчина. Работы по уборке парка (отработка часов на восстановление). Бригада служащих работает в Собственном саду. Очень тяжелая работа по уборке мусора».
Из дневника Е.А. Фаас в 1951 году: «29. 4 — с 8 до 13 ч. — отработка в Собственном саду, уборка листвы. Л.8. Май 1951 года. 3 мая. Четверг. Уборка фондов».
Зимой тяжесть работы сотрудников увеличивалась, необходимо было поддерживать температурно-влажностный режим, поэтому каждое утро начиналось одинаково: «04.01. В фондах топили печку, в 5 вечера температура - +10… 05.01 — В 9 часов утра температура фондов +5… 07. 01. В фондах в 9 утра было +2… 10. 01. В фондах ниже 0, два дня не топили».
Как и в современное время, парк и дворец страдали от рук хулиганов, об этом свидетельствуют записи научных сотрудников: «Серафима Николаевна застала мальчика в карете. Его задержали. В кармане у него начальник охраны Данилов нашёл украшение от кареты. Составляют акт. Его отправили в милицию», — писала Л.Бланк в 1946 году.
Из дневника Е.А. Фаас «На башне разбито стекло хулиганами, задержаны. Один доставлен в милицию».
Запись С.Н. Балаевой от 7 августа 1946 года: «Из-за отсутствия охраны только что поставленные на место детали вновь отламываются. Так украден палец у Афины, отломаны детали статуй на Иорданском подъезде».
Л. Бланк в сентябре 1946 года отмечала в дневнике, что во время обхода скульптуры было обнаружено множество актов вандализма, «10 сентября на одной из герм в Собственном саду наведены карандашом глаза. На герме молодого сатира проведены карандашом линии. Все гермы, стоящие под деревьями очень грязны. На статуе Афины в складках одежды чёрная грязь или краска. У статуи «Осторожность» работы Морлейтера отсутствует ухо, недавно реставрированное. Сообщено директору, составлен акт…
… Искала ухо оленя вокруг статуи «Осторожность» — нашла его лежащим на самой статуе за спиной оленя.
13 сентября у «Осторожности» отломали палец, а у оленя — кончик рога — составлен акт».
«30. 11. В 16.50 сделан обход всей скульптуры. Нанесены повреждения скульптурам: 1) «Марс» — отбит большой палец и повреждён второй — на левой ноге. Отбит весь край щита и часть складки одежды. 2) «Амазонки» — отбит гребень шлема и часть щита. 3) «Афина» — отбиты части складок одежды. Все повреждения сделаны на уровне человеческого роста, ржавым металлическим инструментом».
После обнаружения повреждений скульптуру отмывали либо сами сотрудники, либо вызывали специалистов. Кроме того производилась её очистка от лишайников. Из наблюдений Э.Тихановской «за работой скульпторов по очистке мрамора от лишайника и мытью: осторожно ножом счищается лишайник, затем выветрившиеся места маскируют воском или медицинским парафином. На ведро горячей воды растворяют один кусок детского мыла, 100 гр. Детское мыло имеет меньше солей, чем остальные мыла. Намыливают тряпкой скульптуру мыльным раствором и мылом. Затем смывают».
В Исполкоме Гатчинского городского совета депутатов трудящихся в январе 1946 года рассматривался вопрос о вырубке деревьев в дворцовом и городском парках, руководству дворца-музея вменялось в вину то, что «охрана не ведёт решительной борьбы с расхитителями государственной собственности» и предписывалось «усилить надзор за сохранением парковой зоны».
25 января вышло постановление о запрете порубок на территории парка, виновных в нарушении которого предписывалось уголовно наказывать по статье 85 Уголовного кодекса РСФСР как расхитителей государственной социалистической собственности.
Следует заметить, что в объяснительной записке директора к отчёту о работе Гатчинского дворца-музея за 1946 год сказано, что «охрана парка от хищений, нарушения общественного порядка занимала одно из первых мест». В этой связи интересно процитировать строки из дневника С.Н. Балаевой 22 августа того же года: «Трончинский и Суханова в Гатчине по поводу поступившего в Городской Отдел заявления группы работников о злоупотреблениях и хищениях в парке Карташевым и Со. Рассматривалось и мое заявление об уходе. Суханова, видимо, впервые увидела истинное лицо Карташева. Особенно возмутителен по наглости дележ покосов, где Карташев и Дубовин захватили себе по 4 га лучшей земли, которую Карташев и продал за 1200 рублей. Перевод лесников в охрану явно подстроен, чтобы обделать махинации с хищением леса в парке. Словом, грязь и мошенничество. Обстоятельное показание Шепетовской. Докладная записка лесников Куприяновых. Шепетовская вызвана на 24-ое в Городской Отдел для дополнительных показаний. Со мной нет полной ясности, т. к. отпускать меня Суханова не хочет, а с Карташевым работать я не хочу».
Такое заявление главного хранителя вполне понятно, и вдвойне понятно, почему она не могла сработаться с директором.
Из рабочей тетради Бланк.
При всей напряжённости и трудности, как и в обычной жизни, случались курьёзные моменты: так, в дневнике Л. Бланк нашла отражение оговорка в словах о воскреснике А.А. Карташёва: «Мусор забрасывать во дворец!» («обмолвка!»). А Серафима Николаевна заметила, как во время приезда С.М. Трончинского произошли «два ляпсуса: на экскурсии по парку экскурсовод Филипповская перелезла в Собственный сад через забор, а во дворе Арсенального каре была развешена стирка Сокруталовой».
В июне 1947 года на работу в Гатчину, был зачислен научным сотрудником кандидат архитектурных наук Лев Калистратович Абрамов, профессионализм которого очень высоко ценили коллеги. Он проделал огромную работу, избрав темой своей научной работы историческое исследование и план восстановления знаменитого пригородного Ленинграда в освобождении которого он участвовал в годы войны. О нём в январском выпуске 1948 года Гатчинской правды была опубликована большая статья, где описывалась, как «с литографическим карандашом он бродил по паркам, разрушенным павильонам, дворцовым галереям. На листах бумаги возникли зарисованные с тонким мастерством уголки первого русского пейзажного парка, остатки его скульптурных украшений, части дворца. Пригодился и старый фронтовой блокнот с эскизами, давшими тему одной из литографий — пожар в Гатчинском дворце.
Л.К. Абрамов на балконе у двери в Белый зал
после 1945 года.
Л.К. Абрамов. 1946. Горбатый мост, реконструкция.
В музеях и архивах Абрамов находил интересовавшие его планы, чертежи, документы. В процессе исследовательской работы архитектор встретился с интересными данными, сведениями о большой роли русских зодчих и садовников в строительстве Гатчинского дворца и парков. 17 зарисовок дворца и парков были недавно литографированы в Академии художеств СССР и изданы в натуральную величину. Управление по охране памятников старины приняло общий план архитектора Абрамова за основу восстановления Гатчинского дворца и парков и поручило ему детальную разработку проекта».
Л.К. Абрамов. перспективный вид Горбатого моста.
С.Н. Балаева, и А.А. Карташёв давали высокую оценку деятельности архитектора и важность его участия в работах Гатчинского дворца-музея».
Высоко ценило руководство труд реставратора Клавдии Григорьевны Романовой, в 1946-47 годах работавшей в Гатчине. Принимая её работу по выставке придворных экипажей, С.Н. Балаева отмечала: «Всё сделано очень аккуратно и как следует».
В 1947 году также продолжалась работа по поиску и сбору экспонатов. Вещи по-прежнему находили не только в частных квартирах, но и на рынках и даже в служебных помещениях. В одно из июльских воскресений Л. Бланк «на гатчинском базаре было обнаружено кресло, продававшееся гражданином Бирюковым Иваном Архиповичем, проживающим по адресу: Киевская улица, 14. Кресло с инвентарным номером ГДМ с третьего этажа и Павловской комнаты. Был составлен акт у старшего дежурного милиции лейтенанта Петрова».
23 июля 1947 года в Гатчинской правде вышла статья «Возвращённые ценности Дворца». В ней рассказывалось о том, что «эвакуированные перед войной в глубокий тыл исторические ценности Гатчинского дворца-музея возвращаются обратно. Научные работники дополняют этими вещами выставку по истории Гатчинского дворца и парка. На выставке представлены образцы коллекции охотничьих ружей и пистолетов ХVI-ХVIII веков».
Реставратор-обойщик
К.Г. Романова при подготовке
экспонатов к выставке
экипажей. Фото Чуркина. 1947.
На сентябрьском совещании в УКППЛ, о котором уже упоминалось, руководителям также предписывалось «заняться политическим самообразованием научных сотрудников и обязать их вести пропаганду музея на предприятиях». И эта деятельность занимала достойное место в работе научных сотрудников. Необходимо было донести до местных жителей важность восстановления памятника и возврата экспонатов. Сотрудники проводили беседы о годовщинах взятия и освобождения Гатчины, сведения о подготовке к таким лекциям находили отражения в рабочих тетрадях. Запись от 23 января 1947 года Л. Бланк: «Подготовка к беседе о годовщине взятия Гатчины. Привлечь материалы о депутате Гатчины генерал-полковнике Георгии Фёдоровиче Одинцове, командовавшем артиллерией Ленфронта. Просмотреть газеты 45 и 46 годов (20-х чисел), особенно Гатчинскую правду».
Однако все эти годы судьба дворца оставалась неизвестной. В феврале 1947 в разговоре с одним из знатоков Гатчинского дворца и парка С.Н. Балаева (как она выразилась сама), осторожно сказала «Консервация».
29 августа 1948 года на научном совещании по вопросу состояния дворца архитектор и научный сотрудник Л. К. Абрамов сообщил о прогрессирующем разрушении здания, обрушении Чугунной лестницы Арсенального каре, о появлении трещин в сводах. Положение Гатчинского дворца-музея продолжало ухудшаться, на совещании у П.И. Рачинского, заведующего ГОКПРЛ (Городским отделом культурно-просветительской работы Ленинграда), Гатчина была в числе неблагополучных по выполнению финансового плана: расходы превысили, а доходы не выполнили.
В июле 1949 года директор А.А. Карташов был снят и назначен Алексей Герасимович Демидов, однако, в скором времени выяснилось, что шансы дворца быть восстановленным ничтожно малы.
«27 июля, — писала С.Н. Балаева, — у Демидова совещание с представителями КЭЧ[1] относительно Кухонного каре (Ярошевич[2] взломал замок на наших подвалах и занял их). Опять вопрос о том, кто хозяин здания. Без ГИОП этого не выяснить, а Стороженко[3] лодырь и формалист, который совершенно равнодушен к памятникам и их судьбе».
В апреле 1950 года в дневнике Э.А. Тихановской упоминается приезд представителей ВЦСПС[4] , которые осматривали дворец на предмет его использования.
В 1951 году надежды на воссоздание Гатчинского дворца как музея рухнули, он был передан военно-морскому ведомству. В дневнике научного сотрудника Елизаветы Александровны Фаас это событие находит живой отклик: «Среда, 26. 09. Последний раз сфотографировалась в Собственном садике. Сегодня сдача дворца: в составе комиссии: директор Демидов, Белехов от ГИОП, Филатов от Горотдела, Сумарина, приёмщики: генерал-майор Ворона, техник-лейтенант Елагин, подполковник Пашкеев, Шамшур и ещё трое военных. Дворец сдаётся с Собственным садом, скульптурой в нём, скульптурой на подъездах; памятником Павлу, тумбой от солнечных часов. Возможно, Собственный сад удастся вернуть. Окончательную сдачу отложили на субботу. Упаковка дел.
29. 09. суббота. Переноска вещей, приведение в благоустроенный вид помещения научной части. Дворец сдали…».
Последняя фраза не может не тронуть своим трагизмом и безысходностью «дворец сдали». Однако хочется верить, что сейчас, спустя 70 лет, дворец возрождается, и мы, его сотрудники, будем прикладывать все усилия, чтобы он жил и процветал!