29 июня 2010 года в России появилась новая памятная дата — день партизана и подпольщика. Он стал своеобразной данью памяти тех героев, чей скромный подвиг нигде не был отмечен и кто зачастую оставался неизвестным. Как правило, такие люди мало рассказывали о своих действиях, считая их единственно возможной помощью бойцам, которые находились на линии фронта. Многие стеснялись того факта, что по разным причинам не смогли пойти воевать. Однако работа партизан и подпольщиков, сопряжённая с постоянным риском быть разоблачёнными, была не менее важной и опасной, чем у военных на фронте. Сам род деятельности подпольщиков и партизан предполагал полную секретность, поэтому до сих пор история движения очень слабо изучена. Много белых пятен и в истории гатчинского подполья. Воссоздавать по крупицам подвиги «невидимых» героев удаётся иногда случайным образом.

Дата возникла неслучайно, так как 29 июня 1941 года вышла Директива Совнаркома Союза ССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей о создании партизанских отрядов и диверсионных групп[1]. Вот как охарактеризовал значение партизанского движения Г.К. Жуков: «Командованию вражеских войск пришлось у себя в тылу практически создавать второй фронт для борьбы с партизанами, на что отвлекались крупные силы войск. Это серьезно отразилось на общем состоянии германского фронта и, в конечном счете, на исходе войны». [2] На оккупированных территориях Ленинградской области, нацистский режим отличался особой свирепостью, это объяснялось тем, что там велись непрерывные бои, требовавшие постоянного пополнения вражеских сил. «Стремясь обезопасить тылы и коммуникации группы армий «Север», особенно 18-й армии, непосредственно блокировавшей Ленинград и являвшейся основой всего северного крыла фашистского фронта, гитлеровское командование прибегало к особо жестоким расправам с целью, как оно выражалось, «замирения» оккупированной территории Ленинградской области. Власть на оккупированной территории осуществляли командующий группой армий «Север» фельдмаршал фон Лееб и командующий 18-й армией генерал-полковник фон Кюхлер» [3]. Зимой 1941/42 года, по неполным данным, в Ленинградской области имелось около 400 подпольных организаций и групп, которые объединяли около 2000 человек[4].

В военном Красногвардейске (современной Гатчине), располагалась одна из элитных дивизий Люфтваффе Jagdgeschwader 54 «Grünherz» — JG54, в переводе на русский «Зеленое сердце» (JG54). Кроме того, город был буквально наводнён различными немецкими агентурными и карательными учреждениями, поэтому работа партизан и подпольщиков была особенно опасной, и казалось бы почти невозможной. «С 7 октября 1941 года здесь располагалась эйнзацгруппа «А». Там же были сформированы зондеркоманды полиции безопасности и СД»[5].

Штаб 50-го корпуса 18-й армии располагался в Гатчинском дворце с 18 сентября 1941 года по апрель 1942 года, главнокомандующим был Георг Линдеманн, в честь которого город Красногвардейск немецкие военные переименовали в Линдеманштадт.


Кухонное каре Гатчинского дворца. Из коллекции Дениса Жукова.

Осенью на Красноармейском проспекте, 19 разместилось Гестапо. В подвалах ничем не примечательного здания производились страшные пытки над подпольщиками и лицами, уличёнными в причастности к партизанской и подпольной деятельности.

Тем не менее, в городе и районе существовали такие отряды, работали партизанские и подпольные группы. Они состояли из бойцов и командиров партизанских отрядов, перешедших на нелегальное положение (группа Н.В. Разумихина, П.П. Явдосюка, Г.Т. Гаврюшина, Е.Е. Костенко), рабочих железнодорожного депо (группа М.Н. Гринкина, П.Н. Быкова и др.), врачи местной больницы (группа Н.А. Поклонова, А.М. Дашенко, М.В. Олейниковой). Печально известны имена двадцати пяти комсомольцев, расстрелянных в парке Сильвия, Игоря Рыбакова, подпольщика, который, находясь в качестве военнопленного в трудовом лагере, сумел войти в доверие фашистов, стать переводчиком и передавать сведения о гитлеровских агентах, а также распространять советские листовки. Кроме названных, в городе действовали другие антифашистские группы: Фёдора Ивановича Кирсанова и другие[6].

Имя Фёдора Степановича Шатрова, учителя ботаники и зоологии из города Пушкина, было упомянуто в литературе о партизанах и подпольщиках Гатчины вскользь. Тем не менее, в 2017 году на основании его мемуаров его сын К.Ф. Шатров издал книгу, которая пролила свет на некоторые, до этого неизвестные факты[7].

Вопрос о топографии Кухонного каре не до конца изучен и всегда интересовал работников дворца-музея. В разные годы там жила царская прислуга, находилась аптека и комнаты придворного медика, располагались кухни.





Фёдор Степанович Шатров (1906-1968).
Переснято М.В. Киопичниковой


Вид на Кухонное каре. Август-сентябрь 1941 года. Бундесархив.

Старший научный сотрудник ГМЗ «Гатчина» А.Н. Фарафонова, основываясь на хранящихся в архиве музея и ЦГА СПб документах, провела топографический анализ помещений Кухонного каре в 20-е годы ХХ века.

Выяснилось, что в этот период был произведён ремонт Кухонного каре, а для получения необходимых средств часть залов первого этажа сдавалась в аренду. В антресолях несколько комнат предоставили студентам-практикантам из университета, а в бельэтаже девятнадцать залов выделили для музейных сотрудников[8].


НВА ГДМ 410.2. Использование здания Гатчинского дворца немцами в период временной оккупации 1941-1944.

На плане использования здания Гатчинского дворца немцами в период оккупации 1941-1944 годов, созданном архитектором Л.К. Абрамовым, часть Кухонного каре отмечена как дом терпимости. Долгое время мы полагали, что, кроме него, там ничего не было. Однако вышедшая в свет книга К.Ф. Шатрова «Мобилизованный совестью» доказала обратное. Она даёт нам представление о том, что же всё-таки происходило в стенах Кухонного каре. Оказывается, что на первом этаже располагалось «общежитие» русских рабочих из числа военнопленных и гражданских лиц так называемой немецкой «фирмы «Маркен Тендерай» [9]. На самом деле, в переводе на русский, это означает лавка или перевозной магазин для солдатских нужд, где солдаты могли купить предметы первой необходимости. В данном случае, это был не маленький магазин, а огромный склад вещей, от мебели до продовольствия, который удовлетворял потребности немецких офицеров, расположившихся в Красногвардейске.


Немецкая табличка, снятая с дверей Гатчинского дворца В.М. Глинкой. ГМЗ Гатчина.

Из воспоминаний Фёдора Степановича Шатрова:

«Снабжались военные части спиртными напитками, табаком, сгущёнкой. Обслуживали эту организацию немецкий офицер-шеф, два унтер-офицера, человек 25-30 немецких солдат и около 40 человек русских, большинство из которых были военнопленные. В дальнейшем нанялись работать в эту организацию женщины. Две работали на кухне, две стирали бельё. Большинство мужчин из гражданских были приходящими и уходящими» [10].


Тетрадь Ф.С. Шатрова.

В книге К.Ф. Шатрова упоминается о том, что рабочие участвовали в приёмке и разгрузке продовольствия. Пушкинский учитель ботаники Ф.С. Шатров, будучи образованным человеком (в детстве он жил в Польше на границе с Германией, где в совершенстве овладел немецким языком), стал служащим этой «фирмы». Должность его называлась «оформитель перегрузок». Благодаря близости к начальству, Шатров был вне подозрений и сумел организовать подпольную группу из своих бывших учеников, которых считал полностью благонадёжными. Один из ребят, Алексей Кабанин, отлично разбирался в технике и сам собрал маленький приёмник, благодаря которому они смогли получать достоверную информацию о событиях на фронте. Вскоре на них вышел Николай Васильевич Разумихин, руководитель самой большой подпольной группы, действовавшей на территории Красногвардейского района. Началась сложная, опасная, но такая необходимая работа. Группа Ф.С. Шатрова занималась похищением продуктов при перегрузке для последующей передачи их партизанам и беглым военнопленным.


Тетрадь Ф.С. Шатрова.

Работа подпольщиков происходила в условиях смертельной опасности, непосредственной близости от гестапо и немецкого офицерского штаба лётчиков, располагавшегося в Арсенальном каре Гатчинского дворца.

Совместными усилиями бригадам при участии хирурга Анны Михайловны Дашенко удавалось устраивать побеги военнопленных из лагерей, находившихся в Красногвардейске, списывая их как умерших от тифа, и переправлять их к партизанам в лес. Огромное участие в этом принимала зубной врач Марианна Васильевна Олейникова, которая укрывала беглецов в собственном доме на окраине Суйды. Самоотверженная женщина, выданная предателями, погибла страшной смертью, не выдержав изощрённых пыток нацистов.

Константин Фёдорович вспоминает, что в детстве он отказывался пить рыбий жир. И отец, чтобы вразумить его, часто рассказывал историю о том, как рыбий жир спас ему жизнь. Когда немцы пригнали колонну мужчин (около ста человек) из Пушкина в Красногвардейск, их всех, измождённых пробегом в тридцать километров, «загнали в одну из комнат флигеля для дворцовой прислуги Гатчинского дворца. Помещение набили так, что последних пришлось заталкивать в него силой... Окна в помещение были закрыты наглухо и заблокированы решётками. Уже через час стал сказываться недостаток воздуха... воды не было ни у кого ни капли» [11]. В этих условиях никогда ранее не командовавший Ф.С. Шатров решил взять на себя роль руководителя. Он объяснил стоявшим рядом, как нужно повернуться, чтобы появилось место, затем, найдя своих учеников, попросил их ножом прорезать щели между рамой и стёклами. Так появился воздух. Выломав несколько дощечек паркетного пола, ребята, под руководством учителя, соорудили туалет.

Просидеть в этом помещении им пришлось трое суток. Самым слабым Ф.С. Шатров «посылал налитый в пробку рыбий жир, придававший организму человека чуточку необходимой энергии» [12]. Так, благодаря находчивости Фёдора Степановича, людям удалось продержаться в ужасных условиях несколько суток. Каким же человеком он был? Истинным патриотом своей страны, сумевшим сохранить своё лицо, пережив не только лагеря и расстрелы, но и недоверие близких. Имел огромное самообладание, пользовался большим авторитетом у своих учеников и коллег. Фёдор Степанович Шатров, по словам его сына, не любил говорить о себе, боялся показаться героем, больше рассказывал о своих учениках, «это они всё делали, я-то что...». Эта скромность в совокупности с величайшим подвигом, который совершали обычные люди, заставляет ещё больше уважать тех, кому обязано своей жизнью и свободой наше поколение. А мы, сотрудники Гатчинского дворца-музея, благодаря воспоминания Фёдора Степановича Шатрова, можем заполнить ещё одну неизвестную страницу истории периода оккупации. Страшную, горькую, но такую важную для нас страницу.
Константин Фёдорович Шатров
с портретом отца.
Дата фото 3 июня 2017.
Снято М.В. Кирпичниковой.

[1] См.: Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. — М., Политиздат — 1971. С. 17-19.

[2] Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М. 1971. — С. 658.

[3] Петров Ю. П. Партизанское движение в Ленинградской области. 1941-1944. — Л.: Лениздат, 1973. - С. 66.

[4] Петров Ю. П. Указ Соч. — С. 63.

[5] См.: Нюрнбергский процесс: Сборник материалов. В 8 т. — М.: Юридическая литература, 1987-1999. — Т. 5. С. 299,114.

[6] См. Гатчинская правда. — 13 января 1984 года.

[7] Некоторые имена в книге изменены. В частности, Шатров — Ветров.

[8] См.: Фарафонова А.Н. Гатчинский дворец-музей. 1920-е.// Гатчинский дворец в истории России. Материалы научной конференции 1-3 декабря 2016. — Санкт-Петербург, 2016. — 400 с. — С. 267.

[9] Шатров К.Ф. Мобилизованный совестью. СПб.: НППЛ "Родные просторы", 2017. — С. 32.

[10] Воспоминания Шатрова Ф.С. Рукопись. Из личного архива К.Ф. Шатрова. — С. 88-89.

[11] Шатров К.Ф. Мобилизованный совестью. СПб.: НППЛ "Родные просторы", 2017. — С. 24-25.

[12] Там же. С. 29