Галина
Павловна
Топленникова
Когда я пришла работать в музей, узнала, что по инструкции нельзя вспышки, нельзя дотрагиваться. Ну, нельзя и нельзя. А потом к 40-летию победы появился фильм… и я поняла, какой же титанический труд проделали реставраторы. Та же Мраморная столовая — конструкции мраморных колонн... я совершенно по-другому стала относиться к тому, что я охраняю. И когда я узнала, как лепщики, хранители самоотверженно относились к своей работе - для меня это приобрело особую ценность. Я поняла: действительно, нельзя трогать.
Потом открылась выставка на III этаже, «Спасенные коллекции», и я задумалась: 22 июня 1941 года началась война, а уже 29 сентября Гатчина сдалась немцам… и вот эта маленькая женщина Серафима Николаевна Балаева организовала эвакуацию ценностей.
Я подумала: ничего себе! Я бы заботилась
о том, как семью спасти, как детей вывезти, как удрать... а эти люди спасали музей.
И чем больше узнаешь — тем мне всё это дороже.
Очень часто люди испытывают шок, когда после 11 парадных залов их экскурсовод ведет — тут же! - в неотреставрированную Чесменскую галерею, где сохранились следы пожара и пуль...
Люди приходят и говорят мне: «Мы видели множество отреставрированных залов, это великолепие пригородных дворцов видели... не восстанавливайте эту галерею — ведь эти пули — это наша история».
Какое мое любимое место во дворце? Будете смеяться. Проходная Ринальди.
Казалось бы — обласканный Екатериной
и Орловым архитектор, у которого есть все.
И Орлов разрешает ему в этом дворце поместить свой портрет. И что же? Он выбирает маленькую, полутемную комнатку.
От скромности или… почему? Там между одной дверью и другой сохранился кусочек паркета подлинного. Это место было заложено мешками с песком, и пожар туда не проник. Ринальди не дал этому пространству сгореть и как бы помог дворцу возродиться. Его портрет был как оберег для дворца. И я вот подумала: где бы я при его-то, Ринальди, регалиях выбрала место для своего портрета... Ну никак не в полутемной комнате (улыбается).